Книга Россия белая, Россия красная. 1903-1927 - Алексей Мишагин-Скрыдлов

Характер великой княгини, перенесшей столько бед, стал еще сложнее. Наконец она ударилась в мистицизм. Но мечты о могуществе продолжали ее преследовать; она не пошла в монахини со смирением, а создала собственный орден, руководителем которого стала. Она даже туда привнесла любимые ею роскошь и комфорт. Император утвердил этот орден; и, по свидетельству присутствовавших, церемония эта более походила на театрализованное представление из времен Средневековья, чем на посещение монастыря.

Финалом столь тяжелой и столь необычной жизни великой княгини стала ужасная смерть. Вместе с несколькими другими членами династии она была живой сброшена большевиками в шахту. Но даже здесь судьба уготовала ей необычную встречу. Среди великих князей, с которыми она приняла мучительную смерть от ран, голода и удушья, был юный князь Палей, сын великого князя Павла Александровича и его морганатической супруги. Даже самый приземленный ум, самое недоверчивое сердце не могут оставаться безучастными к этой картине соединения двух человек в смерти.

Представим себе эти три пары: царь и царица, великий князь Сергей Александрович и великая княгиня Елизавета Федоровна, великий князь Павел Александрович и великая княгиня Александра Георгиевна – все шестеро занимали высокое положение, все шестеро были тесно связаны между собой узами родства, брака и дружбы, и в течение тринадцати лет всем им было суждено умереть страшной смертью.

Глава 4

ИНТРИГИ И НОВЫЕ БЕСПОРЯДКИ

В марте 1906 года собралась Дума. Открытие прошло очень помпезно, присутствовали вся императорская фамилия и двор в парадных одеяниях. На улицах русская толпа, вообще склонная к проявлению крайних чувств, обманутая новинкой и тем блеском, который ее окружал, ликовала и, похоже, думала, что для нее начинается эра неслыханного доселе благоденствия.

Разочарование наступило очень быстро. Новое учреждение ничего не изменило, так как вся полнота власти осталась в руках императора. Кроме того, если Русско-японская война завершилась для нас не совсем позорно благодаря графу Витте, которому император поручил заключить мир, если внешне вернулась нормальная жизнь, то спокойствие в империи отнюдь не наступило.

На берегах Черного моря началась революция, шли беспорядки. Крым еще не оправился от потрясения, вызванного мятежом на броненосце «Потемкин». В это время, как рассказывал отец, везде в обществе, а не только в революционных кругах, почти невозможно было услышать голоса, осуждающие лейтенанта Шмидта, в основном его поведение если не оправдывали, то высказывали понимание устроенного им бунта.

Как известно, этот офицер поднял на мятеж моряков «Потемкина» из-за злоупотреблений, от которых они страдали[8]. Но сегодня есть люди, оспаривающие данную мотивацию его поведения. Отец, который ни разу, до последних дней его жизни, не проявлял, насколько мне известно, несправедливость, свидетельствовал передо мной, что злоупотребления, излишне суровая дисциплина и плохая еда действительно имели место. У него были все основания полагать, что именно они и спровоцировали мятеж. Именно от отца я узнал о событиях восстания. От него я узнал, что экипаж поднял красный флаг, попытался уговорить команды других кораблей последовать их примеру, на что никто не согласился, наконец, прошел через строй боевых кораблей, ни один из которых не выстрелил по «Потемкину», и ушел в Румынию.

После ухода из российских вод «Потемкина» спокойствие не наступило ни в регионе, ни на флоте. Ежедневно происходили убийства. По сути, шла гражданская война. Перепуганные жители Севастополя боялись выходить из дома. Какой-то матрос застрелил наместника, каковым тогда был адмирал Чухнин.

Для правительства ситуация становилась критической. Требовался энергичный и популярный лидер. Но и в данной ситуации казались необходимыми другие качества. Либерализм, независимость характера, современные взгляды и готовность откровенно высказывать свое мнение, нередко вредившие моему отцу, пока вперед и вверх продвигались ретрограды, лучше умевшие приспособиться к вкусам двора, сейчас сослужили ему хорошую службу. Царь назначил его.

Время и положение были тяжелыми; в любую минуту новое покушение, бунт и тому подобное могли поставить наместника перед необходимостью принять экстренные чрезвычайные меры. Отец указал на это и заявил, что примет пост лишь в том случае, если получит неограниченные полномочия. При этом отец просил императора отменить смертную казнь для Крыма и черноморских портов. Надо подчеркнуть, что в той ситуации и в той стране подобные просьбы, вне зависимости от причин, породивших их, казались экстравагантными. Не только потому, что сохранение смертной казни составляло одно из главных звеньев абсолютистского режима, но и потому, что верноподданный императора, высокопоставленный чиновник в больших чинах не должен был ставить условия для принятия назначения.

Уступил ли царь под давлением обстоятельств или был убежден аргументами собеседника? Признал ли справедливыми выдвигаемые отцом мотивы? Как бы то ни было, он согласился.

Близкие к монарху круги язвительно критиковали нового наместника. В двойной уступке царя (предоставлении наместнику неограниченных полномочий и частичной отмене смертной казни) они видели начало ослабления монархии. Однако будущее показало, что эти уступки не были ни авантюрой, ни неразумным шагом того, кто их просил[9].

Когда мы приехали в Севастополь, нам показалось, что мы попали в мертвый город. Улицы были пустынны, лавки закрыты. Дворец наместника находился на склоне холма. Очень большой, но простой по архитектуре, построенный в стиле, вдохновленном французским ампиром, окруженный обширными садами, этот дворец господствовал над городом и портом. Из его окон мы могли оценить то состояние разрухи, в которое пришел Севастополь.