Книга Дмитрий Донской - Юрий Лощиц

Многим из этих ребят посчастливилось уцелеть в лето страшного морового поветрия, некоторые народились позже, все с детства знали в лицо маленьких князей Дмитрия с Иваном и двоюродных им Ивана и Владимира. А подрастут — и узнают друг друга покрепче, не только в лицо да по прозвищу. И все почти станут помогать своему князю и господину в делах ратных и мирных.

В год возвращения из Орды Ивана Ивановича Красного отбыл в Киев митрополит Алексей. Поездка была вынуждена тем, что в литовских пределах снова самоуправствовал Роман. Да и вообще в отношениях Москвы с Литвой явно назревало неблагополучие. После того как московские полки выбили литовцев из захваченной ими порубежной Ржевы, Ольгерд приступил к стенам Смоленска, повоевал Мстиславль, а сын его Андрей, князь полоцкий, снова занял слабо укреплённую Ржеву.

В Киеве, где теперь во всём слушались Ольгерда, с митрополитом поступили бесчестно — три долгих года протомили на положении узника.

А как именно сейчас не хватало его в Москве! Подростком умер Иван, старший сын покойного князь-Андрея, Дмитриев двоюродный. А в осень 1359 года неожиданно занедужил сам великий князь. Ему было всего тридцать три года — самый цвет молодости и красоты, — и всего шесть лет пробыл он у власти.

Летописи не оставили ни слова, ни намёка о причине скоропостижной смерти среднего из сыновей Калиты. Томил ли Ивана Ивановича давний недуг? Или в гостях у Бердибека попотчевали чем-нибудь особенным? На такое ведь водились там искусники и в прежние времена. И князь Александр Невский когда-то вернулся из ханской столицы смертельно больным. И отец его, отравленный в Каракоруме, умер по дороге на Русь. Но ни тогда, в XIII веке, ни теперь, в XIV, лекари посмертных заключений не составляли.

Твёрдо можно сказать лишь одно: в Орде не были довольны тем, как Иван Иванович вёл себя в последние годы. Очень уж решительно пресекал он злочиния ордынских послов на Руси: добился, чтобы хан отозвал восвояси «лютого» Алачу, а когда пожаловал на Русь с посольскими полномочиями царевич Мамат Хожа, причинивший много зла Рязанскому княжеству, Иван Иванович и царевича осадил — «не впусти его во свою отчину в Руськую землю». Как видим, подобное поведение великого владимирского князя не увязывается с бытующим представлением о его слабоволии и кротости.

Вдруг оказалась Москва без взрослого князя. Дико было как-то и помыслить, что с завтрашнего дня станет в княжеском дому старшим малолеток Дмитрий в его неполные девять лет. Собирали, собирали Москву, и вот стоят посреди неё гробы, а у гробов дети несмышленые.

VIII

Иван Иванович успел составить духовное завещание. Возможно, сделал он это на всякий случай — так было принято — ещё накануне последней поездки в Орду: «Пишу душевную грамоту, ничим же не нужен, целым своим умом, во своем здоровье».

Грамота сохранилась до наших дней. Она выполнена на пергамене в двух списках, снабжённых подвесными великокняжескими печатями из позолоченного серебра. Списки дословно совпадают, и, вероятнее всего, один был изготовлен для жены и детей Ивана Ивановича, а другой — для Марии Ивановны и братанича Владимира.

Завещание составлено в том же тоне деловых поручений и распоряжений, в каком писали свои духовные отец и старший брат Ивана Красного. Прежде всего подробно и чётко определяются величины земельных владений, оставляемых наследникам. Город Москва со всеми землями, занятыми под укрепления, жильё, хозяйственные постройки, огороды, сады, луга, боры, ближние речные ловища и прочее, а также со всевозможными таможенными и мытными сборами и пошлинами делится между сыновьями Ивана Красного — Дмитрием и Иваном — и их двоюродным братом на три равные части.

Делится между ними и княжество Московское, но уже не поровну и не целиком. Дмитрию, как старшему в роду, по обычаю, завещаются два важнейших после Москвы города — Коломна и Можайск с окрестными волостями, сёлами и деревнями. Можайск стоит у верховьев Москвы-реки, на западе, а Коломна — у её устья, в юго-восточном углу княжества, и таким образом всё оно, как крепким поясом, препоясано течением реки с притороченными к берегам волостями. Правда, в одном месте, возле Звенигорода, этот пояс как бы надставлен куском из другого материала, потому что сам Звенигород и прилежащие к нему волости завещаны младшему брату Дмитрия. От них обоих зависит, быть ли поясу крепким на разрыв. Владимиру переходят земли, принадлежавшие его отцу. Часть Владимировых волостей кустится к северо-востоку от Москвы, за Клязьмой, по её притокам, а другая часть, большая, — на юге княжества, по-над Окой, по берегам Нары да Протвы.

Некоторые волости и сёла находятся под рукой тётки Марии Александровны, вдовы князь-Семёна. В случае её смерти земли эти перейдут Дмитрию.

А когда умрёт великая княгиня Ульяна, вторая жена Ивана Калиты, мачеха Ивана Ивановича, то принадлежащие ей угодья и урочища будут поделены начетверо: троим братьям и великой княгине Александре. Последней, кроме того, отдаётся часть волостей в уделах старшего и младшего сыновей, а также ряд сёл, московских и подмосковных.

Если какие-то новые земли достанутся сыновьям и братаничу, то пусть поделят без обиды, а если Орда отнимет что в пользу соседей, то остаток тоже по справедливости переделить.

Всей земле, до последней однодворной деревеньки, до последнего овражка и межного валуна, нужно знать меру и счёт, чтобы ни единая пядь не утерялась, не заросла бурьяном, не стала причиной обид и раздоров.

Далее в духовной делились драгоценные вещи, скопленные в сундуках, ларях и шкатулках великокняжеских палат. Дмитрию Иван Иванович оставлял нагрудный крест с изображением святого Александра и ещё один крест, золотом окованный, затем большую золотую цепь нагрудную с золотым же крестом, золотую цепь кольчатую, да шапку золотую, да большой пояс с жемчужными каменьями, которым завещателя благословил в своё время отец, Иван Данилович, а ещё золотой пояс с крюком и саблю золотую, и серьгу золотую с жемчугом, и большой золотой ковш, и бадью серебряную с серебряной наливкой поверху, и ещё разные драгоценности помельче.

Не в обиде будет и меньший брат. Ему остаётся икона «Благовещенье», большая золотая цепь с крестом и ещё одна цепь из золота, а к ним пояс золотой, ушитый жемчугами, простой золотой пояс, золотые же наплечки, большой золотой ковш, сабля золотая, серьга, тоже золотая, с жемчугами…

Подумал заботливый родитель и о подарках для будущих жён Дмитрия и Ивана: каждой на свадьбу будет пожаловано по золотой цепи и золотому поясу. (Запомним это обстоятельство, к нему ещё придётся вернуться при разматывании всё того же «вельяминовского клубка».)

Золотой запас великокняжеской скарбницы может, пожалуй, по первому впечатлению поразить воображение своими размерами. Но нужно принять в расчёт, что всё это скапливалось не на одном лишь веку Ивана Красного. Тут были вещи, доставшиеся ему в дар от старшего брата, по завещанию от отца, а тому, в свою очередь, тоже от отца и деда. Крест с изображением святого Александра, судя по всему, сто лет тому назад мог принадлежать прапрадеду мальчика Дмитрия — Александру Ярославичу Невскому. Были тут, возможно, и чудом уцелевшие фамильные драгоценности ещё домонгольских времён. Тут было то сравнительно немногое, что сберегалось при нашествиях и пожарах, утаивалось от завистливого глаза ханов и их послов, всякий раз требовавших всё новых и новых подарков. Это был весьма скромный, сравнительно с другими временами, золотой достаток великокняжеского дома, вещи, которые почти никогда, за исключением особо торжественных случаев, не надевались, не нацеплялись и не навешивались, но держались под спудом на чёрный день, на случай самой крайней нужды. Этими вещами их хозяева редко когда любовались, но всё же вид их или даже простой перечень в завещании придавал владельцу дополнительную уверенность в своих силах.