Книга Храпешко - Эрмис Лафазановский

— Ха! В церкви? Да ведь ты безбожник, ты нечестивый фанатик, ты не признаешь Господа нашего, у тебя нет ничего святого, и теперь ты мне еще будешь врать, что ты был в церкви? И чего тебя понесло в церковь в рабочий день?

— Я пошел посмотреть на цветные стекла, — сказал Храпешко и, вероятно, это прозвучало настолько поразительно и настолько непонятно, что никто не сумел сказать ни слова, и все стояли, будто вросли в землю. Конечно, все подумали, то есть не только подумали, но были уверены, что Храпешко сошел с ума и что больше с ним не о чем разговаривать.

16

— Позовите стражу!

— Вызовите полицию и военных!

Орал Паскаль.

Но было очевидно, что все упомянутые государственные служащие, если в то время вообще можно было говорить о каком-либо государстве, уже давно были вызваны, потому что, как только он это сказал, стражники тут, же появились у ворот дома зажиточного хозяина Паскаля.

Так Храпешко в неполные двадцать лет оказался в застенках, в тюрьме на берегу Женевского озера, а говорят, что тому, кто туда попадет, вот и Байрон говорил это, тому придется нелегко.

Но счастье или несчастье в то же время устроили так, что Паскаль сам потребовал освободить Храпешко из тюрьмы, по причине, якобы, серьезной ошибки, допущенной по невнимательности. Так что же случилось?

У Паскаля была привычка, весьма странная, постоянно перепрятывать свои сбережения из одного места в другое, потому что, как считается, и у стен есть глаза, а не только уши, так что, перепрятывая выручку за прошлогодний урожай, он страховал себя от кражи и подобных глупостей.

И все свои богатства, в том числе деньги и золото, золотые часы и драгоценности своей жены, которой он их никогда не давал, чтобы она их не потеряла, — он постоянно перепрятывал.

Раз на чердаке дома между двумя рядами сухих досок.

Раз в винном погребе между бочками.

Раз закопал их во дворе в корнях старой ели.

И так далее.

Предыдущей ночью Паскаль, как в то время делали все большие люди, напился как свинья.

То есть, мало сказать, как свинья. Он напился как последняя скотина, веселым вернулся на следующее утро к себе домой, грязным и пьяным завалился на кровать, смердя вокруг себя перегаром. Вокруг его головы летали плодовые мухи.

На следующее утро его разбудила госпожа, которая сказала ему, что у них кончилась соль и что надо идти на рынок, чтобы ее купить, а для этого ей нужны деньги. Он лениво встал и, выгнав жену из комнаты, медленно пошел к тому месту где он в последний раз спрятал деньги, чтобы достать их оттуда. И достал бы, если бы было, что доставать!

Но денег в этом месте и след простыл! Его аж в пот бросило. У него помутилось в голове, и он непременно бы выматерился, если бы не заорал во верь голос. Ну и, понятно, всю вину возложил на другого, как это обычно бывает в таких случаях, а именно — на Храпешко.

Но следует признать, что все последнее время его грызла мысль, что он неправ, потому с ним и произошла самая большая из всех великих трагедий, которые могут случиться с человеческим разумом, и это — потеря памяти. Он просто забыл, где он в последний раз спрятал деньги.

Забыл от чрезмерной забывчивости.

И вот, отправив Храпешко в сопровождении стражников в тюрьму, он стал помаленьку трезветь, выходить из проспиртованного состояния и начал лихорадочно перерывать весь дом и вспоминать все места, где он раньше прятал ларец с сокровищами, но никак ничего не мог найти.

Тут ищет — ничего!

Там ищет — ничего!

Хотя в душе он понимая, что напрасно оклеветал Храпешко, гордость и достоинство хозяина не позволяли ему признаться перед всеми в том, что: во-первых, он постоянно перепрятывает свое богатство, а, во-вторых, что он на самом деле так напился, что все забыл. И поэтому всю операцию по поиску пропажи он проводил в тайне.

Где был ящик с деньгами и украшениями, он вспомнил совершенно случайно, тужась в нужнике во дворе, с налитыми кровью глазами и похмельной головой. Тогда он вспомнил, что в последний раз ящик, завернутый в несколько кожаных мешков, он спустил в предыдущую, уже полную, выгребную яму.

Вот почему говорят, что человек в нужнике и в нужде думает лучше и быстрее всего.

17

Храпешко просидел в тюрьме всего один день. Этот день оказал глубокое влияние на его дальнейшее психическое развитие. В сущности, он не понимал, где именно он находится, но, уцепившись за редкую возможность по крайней мере недолго побыть в одиночестве, он сразу вынул из кармана разноцветные стеклышки, которые он набрал за церковью, и разложил их перед собой.

Положил их на каменный пол.

Несколько красных стеклышек с очень острыми углами; желтые стеклышки с тупыми углами; закопченные стеклышки; прозрачные; в виде маленьких звездочек. Он начал их рассматривать, как будто никогда ни видел стекла. Попытался поцарапать краску на их поверхности, но понял, что они не покрашены, что это цвет самого стекла. Он закрыл глаза и стал думать о Повардарье и о звездах, которые светят так ярко, что их можно видеть даже днем.

Велико же было его удивление, когда он открыл глаза. Перед собой на полу он увидел стеклянную голову лошади!

Но не обычной лошади, а огромной, высокой, с острым взглядом. Горной. Дикой.

Голова была составлена из дюжины кусочков разных размеров и разных цветов, но если смотреть издалека, она казалась темно-коричневой с переходом в пурпурно-желтую.

— Красиво, — подумал Храпешко, — действительно красиво.

Потом он смещал осколки и сделал солнце. С лучами.

— Невероятно здорово. Я Могу даже поклясться св. Трифоном и его пьяными виноделами, что это прекрасно.

Остальное потом было как своего рода игра: он выкладывал небольшие мозаики, недолго смотрел на них, потом ломал, а вместо них делал что-то другое. Чуднó, но идеи прилетали к нему стаями неизвестно откуда.

И так рождались и тут же умирали многочисленные вещи.

Маленькие красные домики с большими дворами.

Желтый человек у китайской пагоды.

Острый синий нож.

Медведь с медным блеском.

Зеленая река, орошающая поля.

Целый город с низкими и ветхими крышами.

Вообще-то эта игра напоминала ему гадание по облакам, игру, в которую он так часто играл со своими сверстниками, когда был совсем маленьким. Они ложились на поляне на траву и смотрели в облака. И каждый придумывал, что он там видит, в зависимости от буйства фантазии. Храпешко понимал, что ничего не делает, просто играет. Если присмотреться получше, то стеклышки, которые он выкладывал перед собой, ни на что особенно похожи не были, но ему понравилась его собственная способность видеть что-то ни в чем.