Книга Русский Харбин - Олег Гончаренко

Харбинский поэт Валерий Перелешин

Интерес к китайской культуре, проявленный отдельными получившими хорошее образование русскими учеными, проживавшими какое-то время в Харбине, не был явлением распространенным. По существу, живя бок о бок более полувека, русские и китайцы продолжали оставаться совершенно чужими и по большей части нелюбопытными в отношении не только культурных достижений, но и обыкновенного жизненного и духовного уклада друг друга. Так, в 1920 году известный в узких кругах маньчжурский журналист и прозаик Цюй Цюбо, путешествовавший с юга Китая в Россию через Харбин, описал свои впечатления от русской семьи в своей книге с весьма красноречивым названием «Путешествие в голодную землю». В ней, между прочими наблюдениями, китайский публицист описал и знакомство с некими русскими в Харбине, не поленившись воспроизвести некий разговор со своими радушными хозяевами: «Они рассказывали мне о русской культуре, и я спросил их, что они думают о китайской культуре, живя в Китае много лет. Они говорят: Мы не побывали в Китае. Вы думаете, что Харбин — это Китай? Русские эмигранты здесь живут совсем по-русски. У нас очень немногие знакомы с китайской культурой. Мы только немного учились китайской истории в коммерческом училище». Нельзя отказать автору этих записок в некоторой наблюдательности. Действительно, с годами и даже десятилетиями, после приезда в город первых поселенцев из России, яснее обозначилась все нарастающая тенденция в школьных программах к изучению родного языка. Постепенно она вытеснила занятия китайским не только из учебных планов, но и привела к тому, что в русском сообществе в Харбине китайский язык стал считаться чем-то второстепенным. Тем, что не стоило особо изучать, если в этом не было крайней нужды. Ситуация с молодым поколением российских эмигрантов, выросших в Харбине в 1930-е годы и почти поголовно не знавших китайского языка, хорошо иллюстрирует возникшую тенденцию. Некогда известная в Харбине поэтесса, выпускница юридического факультета Наталья Семеновна Резникова, автор поэтического сборника «Песни Земли» и романов «Измена» и «Побежденная», на склоне дней, в 1988 году, признавалась: «…с сожалением должна признать, что китайская культура прошла мимо почти всех вас, выросших в Харбине…» Прошло это мимо и другой харбинской девушки тех лет, Натальи Иосифовны Ильиной (1914–1994), приехавшей в Китай в 1920 году, жившей и учившейся в Харбине, работавшей журналисткой в Шанхае и затем в 1947 году возвратившейся, благодаря покровительству всесильного МГБ, назад, в СССР.

Десятилетие спустя она опубликовала в Москве свой первый роман «Возвращение», в котором не всегда лицеприятно описывала жизнь русских эмигрантов в Китае. Из ее воспоминаний о своей жизни в Харбине и в Шанхае, а также из ее очерков о шанхайской жизни «Иными глазами», вышедших в 1946 году, читатель едва ли найдет что-либо особенно познавательное о жизни в Китае. Ибо сама китайская жизнь весьма мало интересовала острую на язык, но не вполне компетентную в вопросах китайской культуры мемуаристку, отмечают современные китайские исследователи ее творчества. Однако не только у Ильиной, случайно возникшей на небосклоне харбинской жизни, но и на страницах прозаических произведениях лучших русских писателей Харбина, внимательно изучавших китайскую жизнь, читатель редко встречается с образами китайцев, созданными на основе глубокого знания национальной жизни, быта, верований и обычаев. Даже у самого известного в Харбине русского поэта Арсения Несмелова и даровитого харбинского писателя Бориса Михайловича Юльского, в рассказах ярко описывающих жизнь русских эмигрантов в Северо-Восточном Китае, их эпизодически появляющиеся китайские персонажи по обыкновению представлены в качестве ленивых, ограниченных, но хитрых, диких или жестоких варваров. А в романах столпа маньчжурской этнографической прозы Н. А. Байкова китайцы, живущие в тайге, являют собой скорее олицетворение дикой природы, чем носителей ценностей древней цивилизации. Любопытно отметить, что проза русских писателей Харбина, иногда, для подчеркивания характерных особенностей национального китайского характера, содержит два-три китайских слова, чаще всего — «фанза» — дом и «чифан» — есть. Из этих двух слов одно было понято ошибочно: харбинские прозаики искренне полагали, что «чифан» — это имя существительное «еда», тогда как китайское слово «чифань» — это глагол. Пишущие китайцы, впрочем, также заимствовали для бытописательства немало русских слов. Среди наиболее употребляемых — «хлеб», «ведро» или «машина». Однако о большем взаимопроникновении двух языков и культур не могло быть и речи. Ведь совсем не секрет, что мало кто из русских, живших тогда в Харбине, хорошо знал китайский язык, да и сами китайцы говорили с русскими на очень примитивном наречии. А китайцев, которые имели возможность учиться в русских школах или институтах и хорошо знавших русский язык, было совсем немного, особенно до 1945 года.

Несмотря на многолетние лингвистические барьеры, у многих бывших русских харбинцев сохраняется теплая и добрая память не только о китайцах в Харбине, но и о китайской культуре в целом, а изучение ее стало делом всей жизни многих выдающихся представителей русской дальневосточной науки. Так, некоторые харбинские синологи занимались не только переводами китайских правовых и литературных источников, но и параллельно изучали этнографические особенности народов, населявших этот регион, принимали участие в различных экспедициях. Результаты их деятельности публиковались на страницах журналов «Вестник Маньчжурии» и «Вестник Азии» Общества русских ориенталистов, а также «Ученых записок Юридического факультета» знаменитого харбинского Политехнического института. Отдельными изданиями выходили монографии и научные труды по разнообразным разделам знаний. Так, известным специалистом в области международного права профессором Георгием Константиновичем Гинсом был опубликован ряд статей по этническим проблемам Китая и Дальнего Востока в целом.

Книга «Китайское искусство», изданная типографией КВЖД

По количеству публикаций на данные темы не отставал от него и профессор Алексей Павлович Хионин — крупный синолог и монголист «русского Харбина» эпохи 1920–1940-х годов, выпускник Владивостокского института восточных языков, начавший свою карьеру еще в императорских российских консульствах в Кашкаре (Восточный Туркестан) и Кобдо и Урге в Монголии. В монгольской столице Хионин был генеральным консулом. С 1924 года Алексей Павлович служил в качестве экономиста Южно-Маньчжурской дороги. Год спустя его стараниями в Харбине был создан институт ориентальных и коммерческих наук, в котором он читал лекции по формам китайских судебных документов и одновременно вел занятия по китайскому языку. За время своей педагогической деятельности профессор Хионин успел воспитать несколько поколений своих учеников-синологов. Он также состоял в научных обществах и одно время был соредактором журнала «Вестник Азии», а еще занимался составлением словарей, восполнивших пробел тех лет в русской синологии и столь необходимых в условиях эксплуатации КВЖД в Маньчжурии. С 1927 по 1930 год Хиониным были подготовлены и опубликованы в Харбине «Русско-китайский словарь юридических, экономических, политических и других терминов», «Новейший китайско-русский словарь» (по графической системе). Вместе с этим в качестве профессора он читал курс монгольского языка в Японо-русском институте. В соавторстве со своим японским коллегой К. Исида ученый составил «Монгольско-русско-японский словарь», впервые опубликованный в Токио в 1941 году. Многие молодые харбинцы, прослушав курс китайского языка у Хионина, продолжали свою деятельность в области китаеведения, даже покинув родной город и находясь в других странах. В 1959 году профессор Хионин покинул коммунистический Китай, выехав в Австралию, где продолжил научную работу, сконцентрировав свои усилия над составлением полного китайско-английского словаря. Скончался Алексей Павлович в 1970 году, на 91-м году жизни. Хорошая академическая школа, а также созданные для полноценной студенческой учебы условия воспитывали в Харбине не только превосходных синологов, но и представителей других научных дисциплин. Так, один из учеников Хионина, Борис Силович Смола, ставший путешественником и этнографом Маньчжурии, составил великолепный перевод знаменитого «Памятника славной победы». Другими из плеяды известных и поистине блестящих учеников профессора Хионина стали брат и сестра Степаненковы, учившиеся в раннем детстве в китайской школе на границе Маньчжурии и вобравшие в себя подлинно «народный» язык своих классных наставников. Их знания были отшлифованы затем в русской гимназии в Харбине, а также в ходе частных занятий с Алексеем Павловичем Хиониным и И. Г. Барановым. В свою бытность студентами Степаненковы работали в китайских правительственных учреждениях, постоянно совершенствуя деловой язык. В качестве факультатива в ходе изучения китайской культуры Викторин Иванович Степаненков начал изучать буддийские трактаты на китайском языке. Изученные и осмысленные им работы он переводил на литературный русский язык. Можно представить себе степень владения Степаненковым изученным языком, а также глубину понимания переводимых им работ, если некоторые из переведенных им для русских читателей книг были малопонятны многим китайским исповедникам буддизма.