Книга Изображение военных действий 1812 года - Михаил Барклай-де-Толли

Таковы, действительно, были и упреки со стороны Буксгевдена, видевшего в действиях Барклая одну только сторону: ниспровержение своего операционного плана. План этот мы уже изложили выше. Он состоял в том, чтобы Раевский, отступая, завлек Клингспора в глубь Финляндии, и в то же время Барклай, оставив половину своего корпуса в Куопио, долженствовал ударить в левый фланг Клингспора, зайти ему в тыл и пресечь ему отступление к Улеаборгу.

Спрашиваем: в тех обстоятельствах, в каких находился Куопиоский отряд, мог ли Барклай предать его в верную жертву неприятелю и потерять свои сообщения с Россиею, обнажив вместе с тем и ее границу? Если бы даже пренебрегши этими важными обстоятельствами, он и успел подать, как говорится, руку Раевскому, то подобно взять в расчет, что оба наши генерала, считая у себя под ружьем с небольшим 11 тысяч человек, износивших одежду и обувь и изнуряемых голодом, имели против себя, – не принимая в расчет нескольких тысяч вооруженных крестьян, – до 13 тысяч регулярного войска, не уступавшего нашему в устройстве и мужестве и не терпевшего недостатка ни в жизненных, ни в военных потребностях.

При таком неравенстве сил, Барклай и Раевский едва ли бы успели и совокупными силами исполнить требование главнокомандующего, а кроме того, они подвергались еще опасности быть разбитыми КлингсПором поодиночке; между тем Сандельс неминуемо одолел бы Рахманова. Спрашиваем еще: мог ли Барклай, в тогдашнем положении дел, списываться с Буксгевденом и терять золотое время в ожидании его разрешения?

Справедливо совершенно, что решимость, принятая Барклаем де Толли, была самопроизвольна; но она была внушена ему благоразумием и знанием дела. Она сохранила весь вверенный ему корпус, а может быть, даже и безопасность всей армии, в то время не превышавшей 26 тысяч человек, разбросанных между Або и Куопио, почти на 600 верстах, на местности, способствовавшей неприятелю действовать партизанскими отрядами, среди враждебно расположенного к нам народонаселения, и почти беспрерывно боровшихся с голодом.

Если бы Барклай действительно был виноват или на него падала бы тень вины, то нет никакого сомнения, что с ним поступили бы точно так, как с Тучковым, тем более что он был нелюбим главнокомандующим, за дружбу с Беннигсеном, К которому с войны 1807 года граф Буксгевден питал вражду непримиримую. наконец, действия Барклая были вполне одобрены императором Александром, все более и более ценившим достоинства и способности своего будущего министра и полководца.

Отделив, как мы уже видели, полк пехоты и сотню казаков к Раевскому, т. е. сделав для усиления его все возможное, Барклай де Толли вступил в Куопио перед полуночью с 17 на 18 июня, и едва успел сделать распоряжения к усилению городовой обороны, как город был опять сильно атакован Сандельсом, еще не знавшим о прибытии Барклая.

Устлав досками несколько больших лодок, соединенных между собой бревнами, и устроив таким образом две плавучие батареи, с орудиями, он послал под прикрытием их, на лодках, почти весь свой отряд, который, будучи благоприятствуем туманом, незаметно вышел на берег и открыл огонь по городу с трех сторон. Весь наш отряд выступил навстречу невидимому неприятелю, и Барклай, не зная, где шведы и в каком числе, высылал батальоны на те места, где завязывались перестрелки с нашими передовыми постами и где предполагали найти неприятеля.

Из пушек, поставленных на берегу, стреляли наудачу. Суматоха была неописанная; слышны были только крики и выстрелы, виден только огонь из пушек и ружей. К утру туман рассеялся. Барклай де Толли немедленно распорядился, выступив сам против главной силы шведов, атаковавшей город с правой стороны. Бой закипел самый упорный, причем на стороне шведов были те выгоды, что они хорошо знали местность, более нежели наши солдаты были с ней свычны, и искуснее их стреляли.

При всех этих преимуществах, стойкость наших войск одержала верх над храбростью шведов, и к десяти часам утра уже ни одного из них не было на Куопиоском берегу. Узнав о возвращении Барклая де Толли, Сандельс не возобновлял нападений. Цель его была достигнута: отряд Барклая был отвлечен от содействия Раевскому.

Через неделю по отражении шведов к Куопио пришли семь канонирских лодок, под начальством лейтенанта (впоследствии адмирал и генерал-адъютант) Колзакова, с большими затруднениями переведенные из озера Сайма в озеро Калавеси. От прихода этой флотилии положение Куопио сделалось надежнее, так что Барклай решился перейти к наступательным действиям; именно: он хотел атаковать Сандельса в его позиции у Тайволы.

С этой целью, по предложению приехавшего по высочайшему повелению из Петербурга в Финляндскую армию, флигель-адъютанта маркиза Паулуччи, приступлено было к деланию плотов, из которых каждый мог бы поднимать около полуроты пехоты, с одним орудием. Первые плоты оказались на опыте неудобными, и потому вытребован был из Петербурга корабельный мастер, который и приступил к постройке перевозных судов; но, пока он занимался этой работою, Барклай де Толли, по просьбе своей, был уволен из армии, для пользования болезни.

Правда, что, еще страдая от полученной под Прейсиш-Эйлау раны, он был утомлен от трудного похода и беспрерывной деятельности, но главной причиной его отъезда было неудовольствие, можно сказать, гнев, на него главнокомандующего, и без того уже, как мы заметили, не хорошо к нему расположенного. Отъезд Барклая возбудил общее сожаление в его корпусе. Место его заступил, 1 июля, Тучков, совершенно оправдавшийся в своих действиях.

Во время отсутствия Барклая де Толли дела наши почти не изменялись до половины августа, когда граф Каменский, сменивший Раевского, одержал над Клингспором блистательную победу у Куортанского озера. Не входя в описание дальнейшего хода войны, так как Барклай де Толли в нем не участвовал, скажем только, что к декабрю вся Финляндия была за нами и что неприятельские войска перешли в пределы собственной Швеции, за Торнео. В это же время граф Буксгевден получил присланное им увольнение от начальствования армией и на место его был назначен генерал от инфантерии Кнорринг.

Новый главнокомандующий нашел войска наши в Финляндии разделенными на четыре корпуса: Улеаборгский – Тучкова; Вазский – князя Голицына (впоследствии московский военный генерал-губернатор), Абоский – князя Багратиона, и Нюландский, или Гельсингфорский, – графа Витгенштейна. Еще особый отряд находился в Куопио, в ведении выборгского военного губернатора.

Финляндия была покорена, но Швеция не обнаруживала никакого желания заключить мир, и потому, чтобы скорее достигнуть его, император Александр повелел Кноррингу положить целью военных действий немедленное и решительное перенесение театра войны на шведский берег. Зима представляла к тому большие удобства, и, вследствие этого, Кноррингу велено было двинуть наши корпуса: Улеаборгский – через Торнео; Вазский – из Вазы, по льду Ботнического залива, в Умео; Абоский – по льду же, на Аландские острова.

Улеаборгский корпус должен был, при встрече с находившимися на севере шведскими войсками, быстро атаковать их, разбить, стараться захватить местные магазины, и потом, как можно скорее, следовать к Умео, лежащему в Вестроботнии, против Вазы, при самом узком месте Ботнического залива, называемом Кваркен. Абоскому корпусу надлежало решительно напасть на Аландские острова, истребить находившиеся там шведские войска, обезоружить собранную на островах милицию и готовиться к переходу, по покрытому льдом Ботническому заливу, на шведский берег.