Книга Вторая молодость любви - Нелли Осипова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А вот это напрасно, оставила бы трубку на столе, и пусть ругается… сколько хочет. А на тебя, получается, впечатление надо производить в лифте?
— Да ну тебя, Митька. А я только было порадовалась за Галю…
— И мы ее тут же залили…
Требовательно звонили в дверь. Танька побежала открывать.
— Кто там? — спросила она, заглядывая в глазок.
Там стоял уродливо искаженный оптикой глазка мужчина, которого она время от времени встречала в лифте вместе с тетей Галей. Обычно он здоровался первым, и Танька рассеянно отвечала ему, перебрасываясь ничего не значащими словами с соседкой.
— Тетя Галя уже ушла, — сообщила Танька, не открывая двери.
— Я знаю, не слепой, мог заметить, когда она вернулась. Открой!
Таньку неприятно поразил раздраженный, даже злобный тон соседа, обычно такого вежливого во время коротких встреч. Поэтому она решила позвать отца и крикнула:
— Подождите, я сейчас папу позову.
Побежала в ванную, где родители заканчивали подтирать пол.
— Все равно, — обреченно говорила мать, — еще сварщики придут, слесарь… снова убирать.
— Без них обойдемся, вызовем нашего сантехника. Он толковый, рукастый мужик, все сам сделает.
— Там тети Галин сосед пришел, — объявила Татьяна.
— Какой еще тети Галин сосед? — не понял папа.
— Который маме по телефону хамил.
— И что? Хочет извиниться?
— Не похоже. Я сказала, что позову тебя.
— Понятно, ты считаешь, что в нашем доме грубо разговаривать умею только я. Мерси! — Дмитрий поднялся с корточек, вытер руки и пошел к двери через небольшой, заставленный книжными полками коридор.
Сашенька поспешила за ним.
Дмитрий глянул в глазок и, ни слова не говоря, открыл дверь. Уже по его первым словам Танька, которая тоже последовала за родителями, поняла, что отец настроен по-боевому.
— Вам что-то угодно сказать, сударь?
— Угодно! Вначале заливаете, а потом трубку бросаете!
— А вы хотели, чтобы я выслушала ваши оскорбления до конца? — возмутилась Сашенька.
— Я разговариваю с вашим мужем, с вами я уже наговорился, — рявкнул «тети Галин бойфренд». — Мы так и будем говорить через порог?
— В таком тоне действительно лучше говорить через порог, — заметила Танька.
— А ты, пигалица, молчи!
— Когда это мы с вами на «ты» перешли? — воинственно бросила Танька. — То, что у нас лопнула труба, еще не дает вам права хамить. Кстати, чего вы-то волнуетесь?
— Я здесь живу!
— Вы здесь не живете, а как бы живете на временной основе.
— Что ты себе позволяешь!
— Не ты, а вы! И вообще, которые тут временные, слазьте!
— Я не уверен, что он читал Маяковского, Танюша, не стоит разбрасывать перлы.
— Вы собираетесь меня впустить или мы тут будем интеллектуальные лясы точить?
— Собираюсь. Но предупреждаю: одно грубое слово на моей территории в адрес моих дам, и я, милостивый государь, начищу вам зубы. Или дам по чавке, что вам больше нравится. — С этими словами Дмитрий отступил в сторону и впустил соседа в квартиру. В руках у того был тетрадный лист бумаги.
— Дмитрий, кель выражанс?! — воскликнула Сашенька.
— Не кель, а откель, ты хотела спросить? Отвечаю: из медсанбата в Чечне, — сказал Дмитрий и спросил вошедшего: — Что это у вас за бумага?
— Акт о заливке. Я позвонил дежурному по РЭО, скоро приедет аварийка, они подпишут.
— Зачем это? Не нужно никаких актов! — отрезал Дмитрий.
— Как это не нужно?
Танька с удовольствием отметила, что псевдососед несколько сбавил тон после папиного упоминания о Чечне.
— Очень просто — не нужно, и все! — заявил Дмитрий.
— Что значит все? — В голосе соседа опять появились скандальные ноты.
— А то, что аварийная устроит здесь бедлам. Никакой необходимости в ней нет. Я перекрыл воду, а завтра наш сантехник заменит трубу и сделает все необходимое. Так что идите и отменяйте вызов. Я их все равно в квартиру не впущу.
— А как же акт? — не унимался жалобщик.
— Какой акт? — притворился непонимающим Дмитрий.
— Пап, ну он хочет иметь документ, что мы залили, — пояснила Татьяна.
— Танька, помолчи! Так какой акт?
— Вам же дочь растолковала!
— Я вас спрашиваю, — строго произнес Дмитрий.
— Ну, акт о том, что вы нас…
— Нас?
— Ну, нижнюю квартиру залили.
— И для чего нужен сей акт?
— Ну, чтобы вы… не возникло бы недоразумений… когда сделаем ремонт…
— Я Галочке обещала, что мы ремонт ей, — Сашенька подчеркнула слово «ей», — обязательно сделаем и оплатим.
— Вы слышали? — спросил Дмитрий и открыл дверь на лестничную клетку. — Прошу! — И столько было в его словах силы, что псевдососед, недавно такой воинственный, молча вышел и уже за дверью квартиры неуверенно пробормотал:
— Но все же…
— Никаких «но», — сказала, как отрезала, Танька.
Сашенька с удивлением взглянула на дочь, отметив про себя решительность и категоричность, которых раньше у Таньки не было. Или она просто не замечала?
— Уф! — вздохнул Дмитрий и захлопнул дверь.
— Папка, ты гений! — воскликнула Татьяна.
— Не стоит преувеличивать, — с наигранной скромностью улыбнулся отец. — Впрочем, мы все показали себя молодцами в этой, как сказала бы Лиля, одноактной пьесе. А теперь всем марш спать.
Заснуть не удалось — супруги ворочались с боку на бок, на пару минут замирали, надеясь, что благословенный сон снизойдет на них, но ничего из этого не получалось.
— Подумать только, с каким быдлом вынуждена жить Галя, — сладко зевнув, заметила Сашенька.
— Почему вынуждена? Кто ее неволит? — спросил Дмитрий.
— Ох, Митя, не будем об этом. Ты лучше расскажи, какие у тебя неприятности — вчера был усталый, не стал делиться…
— Изволь, если считаешь, что я уже отдохнул.
— Ну не хочешь — не надо, потом, завтра поговорим.
— Да нет, раз пошла эта проклятая черная полоса, давай уж все сразу. Началось с того, что утром моего Николая срочно вызвал к себе главврач больницы. При этом даже не поинтересовался, занят он или нет, ну вот вынь да положь, и все тут. А Коля как раз с утра по расписанию должен был делать резекцию желудка. Пришлось мне самому оперировать, а позже делать свою плановую операцию. Ну, думаю, что-то стряслось. Вернулся он взъерошенный, весь красный, ничего толком не может объяснить. Вслед за этим вызывает главный меня. Прибежали в операционную — срочно, мол, к главному. Ну да, конечно, сейчас все брошу, больной полежит на столе, подождет, а я пойду выслушивать ценные указания начальства, как же! Разозлился я до чертиков, но пошел к этому дуролому после второй операции. Он, разумеется, начал с замечания по поводу неподчинения. «В чем? — спрашиваю. — В том, что не отменил все операции ради встречи с вами?» Словом, так и пошел разговор на повышенных тонах. А суть в том, что кто-то, конечно же анонимно, настучал, что Колька — голубой.