Книга Царь и султан. Османская империя глазами россиян - Виктор Таки

Глава третья, «Турецкие кампании», описывает сходный процесс ориентализации Османской империи в дневниках и воспоминаниях российских военных. В ходе переосмысления опыта войн с Османской Турцией российские авторы обращались к тем европейским авторам, которые изучали османский способ ведения войны в период столкновений между Османами и Габсбургами в конце XVII – начале XVIII века. Российские описания «турецких кампаний» сочетали рассуждения об отличиях европейского и османского военного искусства с критикой османских «зверств», а также с зарисовками экзотического и одновременно гибельного театра военных действий.

Глава четвертая, «Больной человек», представляет собой историю идеи об упадке Османской империи, основанную на публикациях российской прессы, описаниях путешествий и статистических обзорах Османской империи вплоть до середины XIX столетия. Хотя подданные царей довольно рано стали рассматривать Османскую империю как находящуюся в состоянии хаоса и упадка, объяснения этого явления в разные периоды были весьма различны. Глава демонстрирует, что в течение столетия, предшествовавшего Крымской войне, интерпретация российскими авторами упадка Османской империи претерпела инверсию, которую можно объяснить изменениями в отношениях российской образованной публики к Европе, ее культуре и цивилизации.

Наконец глава пятая, «Народы империи», рассматривает восприятие россиянами православных единоверцев. Это восприятие также несло на себе отпечаток изменений в идентичности российских элит. Если усвоение западного классицизма образованными подданными царей в XVIII столетии сопровождалось «открытием» ими османских греков, то возникновение модерного русского национализма в период наполеоновских войн привлекло внимание читающей публики к южным славянам, а распространение панславистских идей в середине XIX столетия способствовало осознанию наиболее наблюдательными российскими авторами культурной инаковости румын. Положение, которое занимали греки, южные славяне и румыны в этнополитической иерархии Османской империи, во многом определило российское восприятие этих народов вплоть до наших дней.

Аудиенция чрезвычайного российского посла Н. В. Репнина у османского султана Абдул-Гамида Первого, 1775 г. Отдел эстампов Российской национальной библиотеки

План Чесменского сражения между российским и османским флотом, 24 июня 1770 г. Отдел эстампов Российской национальной библиотеки

Глава 1

У порога счастья

Сам султан Баязет, перед которым трепетала Европа, впервые услышал высокомерные речи московита[46].

16 февраля 1853 года российский паровой фрегат «Громовержец» причалил к набережной Топхана в Пере, христианском пригороде Константинополя, отделенном от османской столицы заливом Золотой Рог. На российском корабле прибыл чрезвычайный и полномочный посланник Николая I князь А. С. Меншиков, генерал-адмирал, морской министр, генерал-губернатор Великого княжества Финляндского и генерал-адъютант царя[47]. Праправнук знаменитого фаворита Петра Великого и личный друг императора Николая, его сиятельство сошел на берег в сопровождении свиты знатных особ, приветствуемый толпой османских греков, собравшихся по случаю его прибытия. Встреченный всем составом российского посольства Меншиков проследовал в великолепный дворец российской дипломатической миссии, недавно восстановленный после большого пожара 1845 года[48]. По словам британского поверенного полковника Хью Роуза, «все возможные средства были задействованы с целью придать российскому посольству все преимущества, которые проистекают от личного влияния, помпезности и увеселений»[49]. Российское правительство также «не пренебрегло придать этому посольству самое главное средство влияния на Турок – устрашение». Через день после прибытия Меншикова второй паровой фрегат доставил в Константинополь командующего российским Черноморским флотом вице-адмирала В. А. Корнилова и начальника штаба пятого армейского корпуса генерала А. А. Непокойчицкого в сопровождении офицеров. В то время как эти большие морские и армейские чины осматривали османские укрепления в Дарданеллах и вокруг Смирны, российские войска были мобилизованы и выдвинуты к границе, а Черноморский флот в Одессе и Севастополе получил приказ быть готовым по первому сигналу выйти в море.

Явную демонстрацию могущества и устрашения российский посланник сопровождал символическими жестами, целью которых было восстановить высокое положение России на Босфоре, несколько утраченное при его менее внушительных предшественниках. Вслед за вручением верительных грамот Меншиков нанес визит великому визирю Мехмеду Али-паше будучи одетым в цивильное платье, а не в военную форму, как ожидалось. После аудиенции российский посланник отклонил предложение османского церемониймейстера посетить министра иностранных дел (рейс-эфенди) Фуад-пашу. Будучи осведомлен об антироссийском настрое последнего, Меншиков прошел мимо отрытой двери приемной рейс-эфенди и покинул Порту. По словам Роуза, «вызов (брошенный Меншиковым) был тем более очевидным, что великое скопление народу, особенно греков, собралось по случаю приема российского посланника»[50]. Не обошлось без скандала и посещение Меншиковым заседания дивана, на котором председательствовал сам султан Абдул-Меджид. Подойдя к входу в зал, в котором заседал диван, Меншиков увидел дверной проем переделанным таким образом, что ему, при его высоком росте, пришлось бы нагнуться, чтобы войти, что выглядело бы как поклон султану и его министрам. Твердо намерившийся этого не делать, Меншиков быстро нашел выход из этого затруднительного положения. Он развернулся спиной к двери и несколько присевши в коленях, вошел спиной к заседавшим[51].