Книга От Терека до Карпат - Владимир Коломиец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Когда собираться? – спросили атамана, на что он ответил:
– Срок не указали. А приказали готовить две сотни.
Не знал тогда и атаман, что станице придется проводить на войну три присяги: две на турецкий фронт и одну – на германский.
И разговор продолжился.
– Да, много нашего брата понадобится, – проговорил кто-то. Атаман вспыхнул:
– Эх вы, станичники! А кто же царя будет защищать, кто честь России поддержит?
– Эвон куда замахнулся! – в один голос произнесли сразу несколько казаков.
– За нашего царя сам Бог хлопочет – разве мы отстранимся.
Атаману это понравилось, и он, улыбаясь, сказал:
– Полно хмуриться, казаки! Вспомним лучше о былом.
– Сколько ни живи, а два века не проживешь, – не к месту вставил кто-то, на что старый казак сказал:
– Умрем все, да не в одно время.
Сказал и прослезился. Наверное, просрочил он свой век на земле. Полой водой сошли с жизни все, кто служил с ним: кто был для него примером и для кого был он.
– Война, война, – тихо произнес он. – Жизнь прожил, а за ней и мирной жизни почти не видал. Куда только не закидывала судьба терского казака! Где его только не было?
И он стал вспоминать турецкую войну и войну недавнюю – японскую. Русско-японская война осталась в народе почти неизвестной. Неуспехам русского оружия сильно радовалась российская социал-демократия, и, стало быть, измена Стесселя и нерешительность Куропаткина стали главными моментами происшедшего.
Подвиг народа был забыт. А жаль. Те же японцы, празднуя победу под Цусимой и Мукденом, никогда не забывают упомянуть о доблести русского солдата, подчеркивая тем самым весомость своих успехов.
В апреле 1904 года император Николай II подписал указ о формировании Кавказской конной бригады. С этого времени война с Японией стала частью истории и для далекого Терека. Один из двух полков бригады (прозванной «Дикой» за колоритное обличив ее воинов) – Терско-Кубанский полк – был собран из добровольцев – казаков терских и кубанских станиц, осетин и небольшого числа кабардинцев и чеченцев.
О том, как они воевали, и вспомнил старый казак.
В полночь офицеров позвали в палатку командира. Орбелиани был краток:
– Японцы атаковали позиции Орловского полка на Анпинлинском перевале. Командир полка попросил помощи. Пойдут 1-я и 2-я сотни князя Бековича-Черкасского и подъесаула Мистулова. Старшим отряда назначен есаул Балк. С казаками пойдут полковник Хоранов из Штаба командующего и капитан Григорьев из Севского полка.
Сотни через полчаса прибыли на позиции орловцев. Японцы наступали бесшумно, были слышны только короткие команды их офицеров. Так же бесшумно они бросились на левофланговый батальон орловцев. Возглавлял атаку офицер с короткой саблей в руке. Едва он достиг большого валуна в пяти метрах от окопа, как из-за камней на него бросился казак с кинжалом. Одно движение – и офицер с воплем покатился по камням. Бежавшие за ним следом солдаты открыли огонь, но были сразу расстреляны в упор. Остальные цепи залегли, началась перестрелка. Противники, разделенные каким-то десятком метров, стреляли по ружейным вспышкам, не жалея патронов.
Японские капралы несколько раз пытались поднять своих солдат, но те не желали вставать, опасаясь плотного огня своих и чужих. Наконец несколько десятков пехотинцев поднялись и с примкнутыми штыками бросились вперед.
Рукопашная схватка в кромешной тьме продолжалась несколько минут. Здоровенные орловцы действовали кулаками и прикладами, казаки кололи кинжалами. Не выдержав яростного натиска, неприятель побежал и остановился только после встречи со своим резервом. На этот раз японцы отступили примерно на километр и затихли.
Лежащий рядом с Мистуловым казак со вздохом сказал:
– Ну, сейчас начнет из пушек лупить.
– Не бойся, в темноте трудно попасть, да и снизу стрелять тяжело, – успокоил его Мистулов, отирая кровь с разбитой брови.
Минут через двадцать, дав с полсотни залпов из орудий, японцы снова пошли в атаку. Бой продолжался почти два часа. Стойкость защитников злила неприятеля, но сделать ему ничего не удавалось. Даже раненные казаки и офицеры в тыл не шли, отстреливались до последнего. У сотника Кужуева была прострелена нога, капитан Григорьев был ранен в плечо, но оба они не покидали своего укрытия, прикрывая фланг первой сотни. Сильно посекло осколками командира орловцев подполковника Габаева. Когда молодой санитар, теребя его за рукав, в третий раз жалобно протянул: «Ваше высокоблагородие, в госпиталь вам надо», – тот, не выдержав, рявкнул:
– Мать твою! Я кто, командир полка или обозник, чтобы в тылу воевать? Пошел вон!
Потом, увидев растерянное лицо солдата, смягчился:
– Ты, братец, иди лучше к полковнику Хоранову, его, слышал, уже в 6-й раз ранило.
– В седьмой, – безнадежно махнул рукой санитар. – Да только и он в госпиталь не хочет. Ругается…
Позиции держали до шести часов утра. Когда стало светать, японцы подтянули еще три батареи и накрыли перевал таким сильным огнем, что стало ясно – надо отходить.
Казаки 1-й сотни, заняв ближайшие высоты, прикрывали огнем солдат-орловцев, выносивших с собой раненых и убитых. Самим отступать было труднее.
Есаул Балк в своем рапорте на имя командира полка писал: «Потеряв почти половину своего спешенного состава, отступая под сильным огнем неприятеля, остатки двух доблестных сотен не оставили на позициях своих раненных товарищей и офицеров, вынесли их с собой».
Японцы хотели было преследовать казаков, но генерал Орбелиани послал на подмогу отряду Балка чеченскую сотню. Чеченцы, размахивая саблями, с гиком кинулись на врага, и японцы сразу залегли.
Бой закончился.
Вечером того же дня у полуразрушенной китайской деревни были построены сотни Мистулова и Бековича-Черкасского. К ним подъехали Орбелиани и командир полка Блаутин. Здесь уже стоял и полковой священник. Раздался звук горна, затем команда:
– На молитву! Папахи долой!
В чистом воздухе далеко разнеслось пение десятков голосов. Пережившие бой терцы и кубанцы набожно крестились.
Молитва закончилась командой:
– На-кройсь!
Орбелиани подошел к фронту построенных сотен. Есаул Балк начал рапортовать, но командир бригады прервал его.
– Убитых?
– Одиннадцать. Раненых 30, в том числе сотник Кужуев и подъесаул Мистулов.
Орбелиани стал обходить сотни. Его внимание привлек стоявший сбоку урядник, с головы до ног покрытый грязью.
– Где это ты, братец, так вымазался?
– На перевале, ваше превосходительство. С япошкой сцепился в темноте.
– Ничего, почистишься. Какой станицы?