Книга В поисках Джейка - Чайна Мьевилль

…нам жарко, мы одни, нам голодно, мы едим лишь песок, мы полны им, мы переполнены, но мы голодны, наша пища песок…

Каждую ночь он видел их во сне и каждый день старался забыть, прогнать из памяти то, что видел. А потом он вырыл во дворе своего дома яму, чтобы заложить фундамент для дополнительных помещений, но оказалось, что он там уже есть. Жена прибежала на его отчаянный крик и застала его в яме: он лез наверх прямо по ее стене, срывая ногти и в кровь раздирая пальцы. Стоит только копнуть, объяснял он потом ей, хотя она ничего не понимала, стоит только копнуть, а оно уже там, притаилось.

Ровно через год после закладки основания в пустыне он снова увидел его въяве. Весь город вокруг покоился на той самой стене из мертвых. Набитые костями траншеи протянулись до самого его дома, связав его с пустыней.

Он готов был на все, лишь бы они умолкли. Он молил мертвецов, он смотрел им в глаза. Выпрашивал у них тишины. Они ждали. Он думал о грузе, который давит на них, об их голоде и, наконец, решил, что понял, чего они хотят.

— Теперь у вас кое-что есть, — кричит он после долгих лет поисков и снова плачет. Его глазам открываются целые семьи, погибшие под обломками рухнувшего дома и теперь тоже ставшие частью основания. — Теперь у вас кое-что есть; все можно кончить. Прекратите же. Оставьте меня в покое.

Он засыпает там, где упал, — на полу подвала, по нему бегают пауки. Во сне он снова попадает в пустыню. Бредет по песку. Слышит вопли заблудившихся солдат. Вокруг него на бесчисленные тысячи ярдов, на мили простирается основание. Башней уходит в закопченные небеса. Оно все из того же материала, из мертвых, только теперь их глаза и рты подвижны. Рты говорят, и маленькие песчаные облачка вырываются из них. Он стоит в тени башни, которую ему суждено было построить, смотрит на ее стену из рваной солдатской формы, мяса и охряной кожи с пучками черных и ржаво-рыжих волос. Из песка под башней сочится все та же темная жидкость, которую он видел на своем дворе. То ли кровь, то ли нефть. Башня похожа на минарет в аду, это Вавилонская башня наоборот — она достигла неба, говоря на одном языке. И каждый ее голос твердит одно и то же, повторяет слова, которые он слушает уже многие годы.

Человек просыпается. Прислушивается. Долго лежит без движения. Все вокруг ждет.

Когда он начинает кричать, его крик зарождается постепенно и нарастает долгие секунды. Он слышит себя. Его голос похож на голоса американских солдат из его сна.

Он не умолкает. Потому что настал день: день после жертвоприношения, после того, как он дал основанию то, чего оно, как ему казалось, хотело, день после расплаты. Но оно по-прежнему здесь. Он по-прежнему слышит его голос, и мертвые все так же говорят те же самые слова.

Они следят за ним. Человек один на один с основанием, и он знает, что оно никуда не исчезнет.

Он оплакивает тех, кто погиб в рухнувшем доме, напрасно погиб. Основанию ничего от него не нужно. Его жертва ничего не значит для мертвых в траншеях, которые исполосовали весь мир. Они там не для того, чтобы терзать его, поучать или наказывать, они не жаждут мести и крови, они ничуть не обозлены и совершенно спокойны. Просто они лежат в основе всего, что его окружает. Без них этот мир не устоит. Мертвые увидели его и научили его видеть их, а большего им не надо.

Все дома говорят одно. Под ними залегает основание — ломаная линия из мертвых, — и оно твердит все то же.

…мы голодны, мы одни, нам жарко, мы полны, но мы голодны…

…ты построил нас, ты построил на нас, но под нами один песок…

Комната с шариками

В соавторстве с Эммой Бирчем и Максом Шафером

Нанимает меня не магазин. Не они платят мне зарплату. Я охранник, но у моей фирмы с ними постоянный контракт, так что я тут почти с самого начала. Многих уже знаю. Правда, мне случалось работать и в других местах, — да и сейчас, бывает, подрабатываю, недолго, — но до недавнего времени я считал, что лучше всего здесь. Приятно работать там, куда люди идут с радостью. До недавнего времени, когда кто-нибудь спрашивал меня, чем я зарабатываю на жизнь, я отвечал, что работаю в этом магазине.

Стоит он на краю города, здоровая такая металлическая коробка — склад. Внутри около сотни комнат-декораций, они соединены сквозным проходом, а в них образцы мебели, которую мы продаем, собраны и расставлены, как будто в настоящем доме, чтобы люди представляли, как это все должно выглядеть. Большая часть товара, разобранная и упакованная, лежит штабелями в самом складе, откуда люди ее и забирают. Мебель у нас недорогая.

Я-то здесь больше для виду, конечно. Ну, как же, расхаживает туда-сюда мужик в форме, руки за спину, поглядывает: и покупателям спокойнее, и мебель под присмотром. Хотя что тут у нас стащишь, товар-то громоздкий. Так что я редко во что-нибудь вмешиваюсь.

В последний раз пришлось вмешаться как раз в комнате с шариками.

По выходным у нас тут чистый сумасшедший дом. Народу — не протолкнуться: сплошь молодожены и пары с колясками. Мы стараемся облегчать людям жизнь. У нас есть дешевое кафе и бесплатная парковка, а самое главное — ясли. Они на втором этаже, сразу от входа по лестнице. А рядом с ними, точнее, прямо за ними — комната с шариками.

Стены в ней почти сплошь из стекла, так что из магазина можно заглядывать к ребятишкам. Покупатели любят наблюдать за детьми: у стеклянной стены всегда стоят люди, смотрят внутрь и лыбятся, как больные. А я приглядываю за теми, кто не очень-то похож на родителей.

Она небольшая, эта комната. Так, тупичок отгороженный. И старая. Внутри лазалка, вся такая перекрученная, узловатая, с сеткой из настоящей веревки, — вдруг кто упадет, — и домик Венди, и картинки на стенах. А еще она разноцветная. Весь пол в ней на пару футов в глубину засыпан гладкими пластмассовыми шариками.

Когда ребятишки падают, то шарики принимают их, вроде подушки. Шары им до пояса, и детишки любят бродить в них, как люди во время потопа. А еще любят загрести обеими руками побольше шаров и подбросить их вверх, чтобы они сыпались всем на головы. Размером они как теннисный мяч, только пустые внутри и легкие, так что это не больно. С тихим звуком, похожим на «пудда-тудда», шарики ударяются о стены, отскакивают от детских голов, а ребятишки хохочут.

Я никогда не мог понять, чего они так заливаются. И чем вообще комната с шариками лучше обычной игровой комнаты. Но дети ее просто обожают. Внутрь пускают по шесть человек зараз, и ребятня готова часами стоять в очереди, лишь бы попасть туда. Но внутри у них всего двадцать минут. И когда наступает время уходить, видно, что они отдали бы все на свете, лишь бы остаться там подольше. Иные ревут, когда их забирают, и тогда друзья, с которыми они познакомились только что, тоже плачут, видя, как те уходят.

Я был на перерыве, читал книжку, когда меня вдруг позвали в комнату с шариками.

Шум и крики были слышны еще из-за поворота, а когда я обогнул его, то увидел у стеклянной стены толпу народа. Какой-то дядька прижимал к себе своего сынка и орал на ассистентку, которая работала с детьми, и менеджера магазина. Парнишке было лет пять, с такого возраста только начинают пускать в комнату с шарами. Он стоял, вцепившись в отцовскую штанину двумя руками, и громко всхлипывал.