Книга Схватка спецслужб, или Где решаются судьбы мира - Ольга Грейгъ

Уже в светлый вечерний час мосточек выполнил свою немудреную миссию, старший лейтенант Воронов успел среагировать, поддержал незнакомого крепко сбитого человека, открыто улыбнулся и даже по-мужски посочувствовал, иронически усмехнувшись:

— Что, лишку взяли?

Задуманное удалось, и Иван весело ответил офицеру милиции:

— Есть немного. Томатного соку перепил, старший лейтенант.

— А вы что, тоже в милиции работаете?

По всему видать, обращение к нему по званию без слова «товарищ» Воронов расценил так, что перед ним человек выше званием и положением.

— Да нет, я тут приехал по одному любопытному вопросу, и этот вопрос вы поможете мне решить.

— Любопытно, — опешил Воронов, но тут же добавил: — Пройдемте.

Они пришли к частному дому, прошли в калитку, а зайдя в чисто выметенный дворик, прямиком направились к ярко выкрашенной беседке, увитой цветущими растениями. За все время короткой дороги они не разговаривали, словно это смазало бы взаимную симпатию, возникшую при встрече.

Не успели они присесть за столик, вкруг которого умелыми руками были сделаны узорные деревянные скамьи, как во двор вышла пожилая женщина, мелко семеня, приблизилась к ним и, здороваясь не столько с сыном, сколько с гостем, предложила:

— Может, Витя, гостя попотчуем чаем с блинами?

Иван тут же ответил:

— С удовольствием. Почему бы и нет?

— Это моя мама, — представил женщину офицер милиции. Впрочем, Иван и так это прекрасно понял. — Да и я что-то проголодался. Неси, мать, сюда, вечер какой чудный.

Пока женщина хлопотала в доме, Иван открыл свой дипломат и вынул папку, в которой лежало личное дело заключенного спецзоны в Нижнем Тагиле. Затем вынул из кармана свое удостоверение личности и положил рядом. Все эти манипуляции возымели свое действие. Чувствовалось, что симпатии в их отношениях не убавилось, а, наоборот, прибавилось. Хотя старший лейтенант слыл человеком, не любящим ни просителей, ни жалобщиков. Но тут совсем иное…

— Виктор Васильевич, это дело вам знакомо?

Он лишь пробежал взглядом по обложке, увидев имя и фамилию заключенного.

— Да, знакомо. И заберите свое удостоверение. Я не буду его смотреть. Уже факт того, что у вас есть это дело на руках, говорит о ваших особых полномочиях.

«Усек. Понял. Умный парень, сработаемся. — Отметил про себя Иван. — Проблем быть не должно. Пока не должно. Не хотелось бы на него давить или, того хуже, — ликвидировать…»

— Вы хорошо помните о деле этого заключенного?

— Я знаю, что он был женат на очень высокопоставленной особе. Кажется, она дочь члена Политбюро партии, и зовут ее, если мне не изменяет память, Ада, по отчеству Андреевна. Благодаря ей этот зэк сумел быстро построить свою карьеру… Я не посмотрел ваше удостоверение, как вас зовут?

Иван представился, но на этот раз… так, как было написано в удостоверении. Он привык менять имена, отчества, фамилии, даты рождения и даже внешность.

— Хорошо, что конкретно вас интересует?

— Меня интересует не он, а задержанная вами Кирсанова Любовь Владимировна. Думаю, мы с вами сможем Договориться, и вы не дадите ее делу ход. Областное УВД еще не знает о ходе расследования, и потом, у вас нет достаточно веских доказательств ее виновности.

Некоторое время Виктор Васильевич молчал.

— Ну хорошо. Скажем… представим себе, что я ход делу не даю и отпускаю ее. Что тогда?

Иван еще раз оценил обстановку и, изрядно рискуя, предложил самый, казалось бы, неподходящий вариант. Слишком уж велика была симпатия, возникшая на уровне подсознания между этими крепкими славянскими парнями.

— Знаете, давайте поступим не так, Виктор Васильевич, я доложу куда следует, что я с вами не нашел общего языка и не договорился. И тогда сюда приедет Ада Андреевна высказать свое недовольство и гнев в мой адрес. Но за это время вы должны получить письменное подтверждение от вашей арестованной, что она занималась реализацией наркотиков, передаваемых Адой Андреевной. По ее заданию. Что и послужит основанием для вас возбудить уголовное дело против Ады Андреевны, и санкционировать ее арест здесь. Справитесь?

Кавторанг знал, что очень сильно рисковал. Его положение хотя и было достаточно прочным, но не настолько, чтобы идти на лобовое столкновение с такой персоной, каковой была Ада Андреевна, дочь члена Политбюро Андрея Игнатьевича Ютвакова, любовница министра. Да, она весьма влиятельна в той высокой политической сфере, где Иван принят всего лишь на роль референта, исполнителя многих черных дел. Словом, хоть и выше он по званию, положению, да и возможностям, чем этот старший лейтенант милиции, но все ж такой же цербер, как и он. Судьбинушка… И потом, Иван, как ни странно, еще до конца не продумал ход своих дальнейших действий и действовал скорее по наитию… Однако именно за это качество — прислушиваться к интуиции и действовать по наитию — его и ценил всесильный босс Арсений Алексеевич Архимандритов, главный режиссер в политическом театре Высшей Власти, секретарь ЦК партии. Конечно же, Арсений Алексеевич был членом Политбюро, где некоторые умники прозвали его Папа Сеня, но чаще называли Сатана, да и то, если шептали это зловещее имя, в приступе панического страха постоянно оглядывались: авось не появится, как черт из табакерки. А ведь мог, почище Мессинга работал. Что там Мессинг — дитя малое рядом с товарищем Архимандритовым, дела которого можно было явственно проследить на Антарктическом континенте под толстым слоем льда, в древней истории империи Хань, в самых высоких домах Нью-Йорка… А при возможности, дающейся только немногим избранным, даже увидеть его самого в разновеликих местах Планеты и ее Истории…

На все про все Иван дал старшему лейтенанту Воронову сроку сутки. Вечером следующего дня офицер милиции навестил его в местной гостинице. И как бы это ни казалось странным, Виктор Васильевич, с лету все поняв и на редкость согласованно включившись на волну его таинственного посетителя, лишь молча и чуть волнуясь, положил перед кавторангом лист бумаги, на котором черным по белому было написано… признание арестованной. Иван недоверчиво взглянул на посетителя, хотя в глубине души был рад этому обстоятельству. Он любил риск, но и этот офицер оказался не менее рисковым. Достав из холодильника по бутылке холодного «Жигулевского», Иван пригласил гостя присесть к столу. И пока пузырчатая пена медленно таяла, опускаясь к янтарной пьянящей водице, старший лейтенант Воронов поведал любопытные детали:

— Вы знаете, дед Любови Кирсановой умер в самый канун войны. Может, это нехорошо говорить бездоказательно, но он был одним из самых богатых людей у нас в стране и не мог воспользоваться своим богатством. Но Дед любил мою бабку, и хотя бабка была замужем, у них был пылкий роман. За несколько дней до смерти старик Кирсанов рассказал историю своего драгоценного клада.

Когда он умер, бабушка очень горевала. Мой дед, между прочим, не погиб на войне, немцы не дошли, но жил он недолго. Его сын, мой отец, вернулся с фронта живым и здоровым. И уже после моя бабка поделилась с ним тайной, переданной ей ее любовником. Но об этом я вам скажу позже. Скажу лишь, что клад так и не нашел своего хозяина в лице государства. Правильно это или нет, не мне судить, хотя я и сотрудник милиции. Здесь другое. Я же понимал, что вы, рассказывая свою версию возможного задержания и возбуждения уголовного дела против Ады Андреевны, сомневались, что я получу показания арестованной. Слишком большой риск, а жить всем хочется… Вы знаете, еще до вашего приезда я потому и хода делу не давал, что давно люблю эту женщину, Любовь Владимировну Кирсанову. Женат я… знаю, что и она была замужем. В школе мы учились вместе, она — двумя классами ниже. А потом разошлись наши пути-дороги. А я вот все думаю: что ж так все получается? — ее дед любил мою бабку, а я люблю его внучку. По наследству, что ли, передали? У деда ее было страшное богатство, а она сама делает страшные деньги. Конечно, если б об этом узнало мое начальство, я, наверное, сам оказался бы на той зоне, где находится бывший муж Ады Андреевны. Но вы знаете, я дал себе слово, что как только мы возбудим уголовное дело и арестуем Аду Андреевну, я выпущу Любу.