Книга Легенды ночных стражей 2: Сокрушение - Кэтрин Ласки
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Уважаемая Мэгз, вы согласитесь обменять эту капельку на бирюзовые осколки? — вежливо осведомилась Примула.
— С удовольствием, лапочка. Я просто с ума схожу по бирюзе! Все говорят, что она мне очень к лицу. Понимаешь, детка, чтобы носить бирюзу, нужно иметь особую стать и красивое оперение. Лети же скорее за камушками, а я пока упакую твой янтарик.
Сорен, сидевший в двух крыльях от торжища, с любопытством наблюдал за обменом, но вдруг внимание его привлекла какая-то суета в березовой рощице. Там водилось множество мышей.
Сорен решил выяснить, что там происходит, и, не говоря ни слова, тихонько полетел в сторону берез.
Но когда Сорен подлетел ближе и посмотрел вниз сквозь тонкие березовые ветки, у него даже клюв невольно распахнулся от ужаса.
Никогда в жизни он не видел более омерзительного зрелища!
Сова только что спикировала на мышь.
Спина несчастной мыши была пропорота до самого позвоночника, но несчастная была еще жива и отчаянно верещала от боли, а сова с веселой песенкой щекотала умирающую травинкой.
А потом Сорен увидел нечто еще более возмутительное: его собственная сестра, Эглантина, словно зачарованная, смотрела, как ее подружка Рыжуха, напевая, играет с дичью.
Это было вопиющим нарушением всех законов охоты, принятых в совином мире.
Где воспитывалась эта сипуха? В какой совиной семье одобрялось такое поведение?
Не раздумывая, Сорен обрушился вниз, прикончил мышь одним милосердным ударом в голову и тут же проглотил ее головой вперед, как подобает каждой сове.
— Эй, так нечестно! Это была моя мышь!
Сорен в бешенстве посмотрел на Рыжуху.
— Ты — позор нашего дерева, позор всех совиных царств на земле! Это кем надо быть, чтобы позволить себе играть с едой? Ты не заслужила ужин, — заявил он и грозно повернулся к сестре. — Отправляйся в мое дупло, Эглантина. Я хочу поговорить с тобой.
Эглантина моргнула. Казалось, она только что вышла из оцепенения.
— Вечно ты командуешь своей сестрой! — пошла в атаку Рыжуха. — Ей это не нравится. И вообще, ты никогда никуда ее не берешь. Она чувствует себя отверженной!
— Надеюсь, сейчас она как следует это почувствует! — взвизгнул Сорен. Теперь он говорил на той высокой пронзительной ноте, которая у всех сов служит сигналом высшей степени гнева и ярости. — Марш в дупло, Эглантина! А ты, — он снова обернулся к Рыжухе, — о тебе я немедленно доложу Борону с Барран.
— Сорен, не делай этого, прошу тебя! Бедная Рыжуха выросла среди этих ужасных сов, среди Чистых. Они никогда ничему ее не учили. Это же настоящие головорезы, все до единого! — взмолилась Эглантина.
В следующий миг обе подружки дружно захныкали.
— Она права. Я ничего не знала, — с внезапным раскаянием в голосе сказала Рыжуха. — Если они и научили меня чему-то, то только дурным манерам.
— Дурные манеры тут ни при чем! Это просто отвратительная жестокость.
— Ну да… И это тоже, — покорно согласилась Рыжуха. — Твой родной брат, кстати, был самой жестокой совой, которую когда-либо носило небо!
— Да, он такой. Но я не такой, и Эглантина тоже. Мы родились на одном и том же дереве, в одном и том же дупле, в одном гнезде и от одних родителей. Но мы не похожи на Клудда, и ты тоже не должна брать с него пример. И перестань искать оправдания. Теперь ты живешь среди цивилизованных сов. Неужели ты ничему здесь не научилась?
— Конечно, научилась, и очень многому! Этим я обязана твоей сестре.
Сорен заметил, как Эглантина зевнула. Стоило Сорену упомянуть о родном дереве, дупле, гнезде и родителях, как ее тут же потянуло в сон.
— Что ты зеваешь, Эглантина? Ты постоянно зеваешь! Разве ты не высыпаешься?
— Думаю, что нет, — ответила за подругу Рыжуха. — Мне кажется, у нее летняя лихорадка.
— Очень мило. Ты у нас, оказывается, доктор?
— Прошу тебя, не рассказывай про Рыжуху, Сорен. — Эглантина снова зевнула и захлопала глазами, словно ей стоило огромных усилий держать их открытыми.
— Ладно, ладно. Только спать ты будешь у меня в дупле, ясно? Надеюсь, там ты не будешь чувствовать себя несчастной и отверженной.
— Хорошо, — сонно улыбнулась Эглантина.
— А как же я? — захныкала Рыжуха.
— Что ты? — рявкнул Сорен.
— Но тогда я окажусь отверженной! Мне будет одиноко без Эглантины.
— Тысяча погадок! Когда отучишься забавляться с едой, тогда, возможно, перестанешь испытывать одиночество.
Сорен проводил Эглантину в свое дупло, проследил, чтобы она как следует устроилась, а потом вернулся к Гильфи.
— Ты просто не поверишь, что я только что видел!
— Лучше сюда посмотри, — ответила Гильфи, кивая в сторону торговки Мэгз. — Веришь в то, что видишь сейчас?
Надменная Отулисса охала и ахала над какой-то палкой, которую показывала ей Мэгз.
— Клянусь хвостом, у вас невероятно интересная коллекция. Позвольте взглянуть… А что вы хотите в обмен на эту палочку? Видите ли, после того, как я отдала вам все свои счастливые камушки в обмен на картинку, у меня почти ничего не осталось. Поверьте, у вас потрясающая коллекция, а сами вы просто чудо!
Сорен так удивился, что на миг усомнился в своем феноменальном слухе.
— Палочка? Картинка? Потрясающая коллекция чудесной торговки Мэгз?
Какая блоха укусила Отулиссу, которая еще полчаса назад воротила клюв от сороки-торговки?
— Она нашла у Мэгз в закромах настоящие сокровища! — возбужденно зашептала ему на ухо Гилфи. — Эта палка на самом деле не просто палка, а «волшебная лоза», с помощью которой ищут крупинки в земле или на дне ручьев. А картинка — это вообще никакая не картинка, а схема совиного мозга, наложенная на рисунок строения мускульного желудка. Это поможет объяснить феномен крупинкита, понимаешь?
— Глаукс! Она в самом деле набрела на сокровища! — прошептал Сорен.
— Я до сих пор не могу поверить, что эта штуковина поможет нам найти крупинки! — пробормотала Гильфи.
Стая брела сквозь небольшую рощицу в южной части острова.
Отулисса вышагивала впереди, зажав в клюве волшебный прутик. Она никак не могла приноровиться к капризной лозе и то и дело роняла ее на землю.
— Представляешь, что творилось бы с этой лозой в каньоне Сант-Эголиус? — прогудел Сумрак.
— Она развалилась бы на кусочки, — ответил Копуша. — Послушай, Отулисса, давай лучше я возьму эту штуковину, все-таки я более приспособлен к ходьбе, чем ты, — предложил он, когда Отулисса в очередной раз выронила лозу.
