Книга Год длиною в жизнь - Стивен Манчестер

— И все это ради каких-то нескольких месяцев, верно?

Белла покачала головой, а доктор Райс, напротив, согласно кивнула.

— Есть еще доксорубицин, антибиотик, который вводится инъекциями. Но и его побочное действие столь же неприятно… боли в горле при глотании, лихорадка, изъязвление полости рта и…

— Нет уж, спасибо, — перебил я, чувствуя себя столь же разбитым и опустошенным, как и жена.

— Но есть и другие способы замедлить развитие рака.

Я выразительно приподнял брови, призывая ее уточнить, что имеется в виду.

— Правильное питание имеет куда большее значение, нежели вы полагаете. Вам нужно в обязательном порядке включить в свой ежедневный рацион фрукты, овощи и цельные зерна. В них содержатся витамины, минералы, клетчатка и антиоксиданты, которые помогут затормозить развитие рака. Далее. Если вам захочется выпить, то не более одного стаканчика в день. Полноценный ночной сон и физические упражнения также очень важны.

Я изо всех сил стиснул зубы, чтобы не фыркнуть, но у меня все-таки вырвался презрительный смешок.

Она улыбнулась.

— Разумеется, физическими упражнениями не следует злоупотреблять. Скажем, ежедневные прогулки… насколько у вас хватит сил.

— Заодно и решу проблему с лишним весом, — неловко пошутил я, намекая на свое катастрофическое похудение.

Естественно, никто не рассмеялся, а Белла даже шлепнула меня по руке.

Порекомендовав на прощание принимать кальциевые добавки и витамин D, доктор Райс протянула мне очередной рецепт на болеутоляющее.

— Спасибо, — поблагодарил я, но, подойдя к дверям, оглянулся. — Итак, вы действительно полагаете, что изменение режима питания и ежедневные прогулки смогут подсыпать лишнего песка в мои песочные часы?

Она мягко улыбнулась.

— Чем больше стараний вы приложите, тем дольше продлится ваша жизнь.

— Можете считать, что он уже начал, — заверила ее Белла.

* * *

Мне никогда и в голову не приходило, что я захочу вернуться в свое прошлое, но я тем более не желал, чтобы жизнь попросту промелькнула у меня перед глазами, когда настанет момент проститься с ней.

— Хочешь, я составлю тебе компанию? — поинтересовалась Белла, когда я принялся собирать небольшую сумку-холодильник в дорогу.

— Разве ты не обедаешь у Райли?

— Обедаю, но мы можем перенести встречу на другой день. Она поймет.

Я покачал головой.

— Нет, не надо ничего переносить. Сейчас ей нужно побыть с тобой… чтобы ты помогла ей принять то, что должно произойти. Да и я собирался съездить туда всего на один день.

— Ты точно не возражаешь против того, чтобы я осталась дома? — продолжала она упорствовать.

— Со мной все будет в порядке, — ответил я. — Лучше помоги нашей дочери. А я и сам смогу найти дорогу домой.

Белла поцеловала меня.

— Смотри не заблудись. — Ласково похлопав меня пониже спины, она протянула мне куртку и перчатки. — И не слишком задерживайся.

— Постараюсь, — пообещал я и вернул ей поцелуй.

* * *

Я уже миновал два города и съел на ходу ленч, яблоко и два батончика мюсли, когда мне вдруг пришло в голову, что еще никогда в жизни я не отъезжал так далеко от дома. Собственно, я вообще никуда не ездил и ничего не видел. И сейчас, пока я безмятежно сидел за рулем, память начала потихоньку подбрасывать мне картинки из прошлого…

* * *

Вот я стою на задней лестнице нашей квартиры, одной рукой обхватив мать за ногу, а второй держа мягкую игрушку. Солнечный луч просачивается сквозь балюстраду, словно символ свободы, поджидающей за стенами тюрьмы. Моему брату Джозефу — который старше меня ровно на год — позволили идти с отцом, если только он «будет держаться за перила и смотреть под ноги». Когда он ушел, я не стал задаваться вопросом, куда он направился, а подумал о том, вернется он или нет. Жизнь маленького ребенка — в общем-то, простая штука.

А еще его звали Джозефом — не Джо или Джоуи, упаси Господь! — а только и исключительно Джозефом, в строгом соответствии с тем, как нарек его отец. И это имя он с гордостью пронес через всю жизнь. Обладая сложением пожарного гидранта, мой единственный близкий родственник нес бетонную башку на широченных плечищах, так что места для шеи у него не нашлось. Волосы у него были черными как вороново крыло, и ходил он с важным и довольным видом человека, знающего себе цену. С самого детства он, подражая отцу, разговаривал, как самый настоящий гангстер, и носил длинные баки. Хотя мы оба были горбоносыми, его темные глаза-бусинки были посажены ближе друг к другу, чем у меня, придавая ему облик юного бандита из нью-йоркской шайки. Обладая от природы чудовищной силой, он отличался неизменной лояльностью, а к роли старшего брата относился с крайней серьезностью — хотя, следует признать, что за этим строго следил мой отец, представитель старой школы, так что особого выбора у него не было. И, хотя я никогда ему не завидовал, он считался гордостью отца.

А потом перед моим внутренним взором всплыла другая картина: я держу за руку свою бабушку Нану и мы с ней весело топчем только что выпавший первый снег на Плезент-стрит. Наступила моя очередь идти с ней, и я вечно грыз ногти в ожидании, пока она не вернется, хотя она всегда приносила с собой какой-нибудь подарок. Томительная неизвестность, разумеется, пугала куда больше унылой скуки, если бы я просто остался дома, но она же несла с собой и волнующее предвкушение. Мужчины вежливо приподнимали шляпы, здороваясь с ней, а она ласково улыбалась им в ответ. Бабушка всегда одевалась очень опрятно, да и пахла так же. Будучи совсем еще мальчишкой, я уже совершенно точно знал, что собой представляет эта пожилая женщина, пользующаяся всеобщим уважением, и сколь многочисленны важные роли, которая она играет в нашей семье.

Что до меня, то меня звали Коротышкой[3]. Худощавый и долговязый, или «костлявый», как выражался отец, я унаследовал от него темные волосы и карие глаза. Словно в насмешку, голос у меня, высокого и неуклюжего, оказался глубоким и звучным.

Прогулка же с отцом была для меня редким удовольствием и приводила в полный восторг до тех пор, пока я не понял, что у большинства из тех, с кем он встречался, на лицах отражалось то же самое чувство, что я испытывал в душе. Лишь много позже я узнал, что оно называется страхом.

Вздымаясь в высоту на свои шесть с чем-то футов, мускулистый и коренастый, отец был настоящим ублюдком. При этом я часто спрашивал себя, отчего это он носит на обеих руках религиозные татуировки. Он без конца смолил одну за другой сигареты без фильтра и обожал раскатывать в черном «кадиллаке» с опущенными стеклами. Музыкальные его вкусы простирались от Синатры и Дина Мартина до кантри и вестерна, что тоже представлялось мне чрезвычайно странным. Со своими сальными черными волосами и длинными бачками, он казался мне похожим на Элвиса. О его бешеном нраве ходили легенды. Одного лишь его голоса было довольно, чтобы повергнуть большинство людей в тихую панику. Он не задумываясь пускал в ход кулаки и был скор на расправу, которую называл «урок дисциплины». Хотя никто толком не знал, в чем заключалась его работа, имя отца люди упоминали с раболепным заискиванием и утверждали, что он — «человек на своем месте». Только спустя много лет я узнал, что большинству жителей города он был известен как Джино Стефинелли. Не знаю, как называется тот, кто питается акулами, но именно таким и был мой отец.