Книга Ограниченный контингент. Рожденные в СССР - Тимур Максютов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Лёша! Федоткин! Ты же поэт, поднимайся, давай!
Полковник восхитился.
– Что, прямо натуральный поэт?! Ну-ка, прочти что-нибудь.
Федоткин для порядка посмущался и, наконец, продекламировал:
– Тьфу ты, Лёша! Бред, а не стихи. Мало того, что плагиат, так откуда у кирзовых сапог крылья? Вот послушайте. Жизненно, и какая сила образа!
– Ладно, Федоткин. За неимением других кандидатур назначаю тебя командиром приданного взвода химической защиты. Внимание, вопрос на «пятерку». Зачем офицеру-химику фантазия?
Курсанты растерянно переглянулись и промолчали.
– Эх вы! Затем, чтобы придумывать себе – чем бы заняться! Химическое оружие с Первой мировой войны не применяется, а должность, однако, имеется! С прилагающимся к ней немалым окладом денежного содержания. Знаете, сколько офицеров-химиков погибло в Великую Отечественную?
– Никак нет, товарищ полковник.
– Трое! Первый решил проверить противогаз на исправность, надел на себя и заснул от усталости. Мимо шла корова, наступила на противогазный шланг, перекрыв тем самым доступ кислорода – и нет человека! Второго насмерть задавили в очереди за медалью. А третий полез на Рейхстаг, чтобы написать «И мы здесь были!», сорвался и разбился нафиг… Так, командиром разведвзвода назначаю курсанта Анварова. Ну и рожа у тебя, Искандер! Вылитый душман…
Мы ржём, даже не представляя, насколько слова полковника про Щюрку окажутся пророческими…
* * *
После марша «к линии фронта» и изнурительного оборудования позиции наш экипаж отдыхал. Танк Т-62, замаскированный срезанными ветками, уютно устроился в свежевырытом окопе. До начала наступления ещё долго, курсанты скучали, валяясь на солнышке. Витька Шляпин спросил у Тагирова:
– А вы сколько холостых снарядов к пушке получили?
– Шесть штук, а что?
– Если буханку хлеба в орудие засунуть, а потом холостым зарядить – много она пролетит?
– Да ни хрена она не пролетит, Витя. Сгорит в стволе.
– Спорим, метров пятьдесят продержится? Вон до того фашиста.
Недалеко от танка стояла покосившаяся забытая ростовая мишень. На серой, промытой дождями фанере кто-то нарисовал свастику.
– Ну давай забьемся на пачку «примы». Только стрёмно стрелять без команды, трендюлей получим.
– Не ссать, Марат! Я командир батальона или где? Внимание, экипаж, слушай мою команду! Обнаружена группа пехоты противника, приказываю уничтожить огнем из танкового орудия. В связи с режимом радиомолчания перед наступлением доклад вышестоящему командованию о принятом решении не представляется возможным. По местам!
Курсанты, хихикая, полезли в башню. Тагиров открыл затвор, с трудом запихал в пушку сероватую тяжелую буханку. Вытащил из укладки холостой снаряд…
– Ну чего ты там муму полощешь?
– Застряла, блин. Никак…
– Досыльником пропихни буханку подальше.
– Во, готово.
Клацнул затвор. Витька, сидевший на месте наводчика, начал крутить ручку, вращая тяжеленную башню.
– Еле ползёт. Шляпин, может, двигатель заведем, привод поворота башни запустим?
– Не, не будем. Немного ещё… Есть! Внимание, выстрел!
Грохнула пушка, откатил назад казенник. Вылетела со звоном гильза, в башню повалил густой едкий дым…
Превратившаяся в грозный снаряд буханка снесла фанерную мишень и, пролетев ещё пару сотен метров, навылет выломала оба борта спрятанного в рощице грузовика «ГАЗ-66». В машине, слава Богу, никого не было…
Шляпин, вылезший продышаться от дыма на башню, торжествующе тряс кулаком и вопил:
– Видали?! Русским хлебом можно танки подбивать! А мы его жрём и даже зубы не ломаем!
Надрывно сигналя, к нам нёсся «уазик» с матерящимся багровым полковником Бородиным на борту…
* * *
– Витя, сколько там до начала?
– Ещё десять минут. Команду ждём.
– Чего препод сказал-то?
– Сказал, ага… Он орал так, что я думал – в штаны от напруги наложит. Ещё один косяк – и рапорт подаст начальнику училища, а уж «двойки» по тактике сам поставит всему экипажу. Мешок с пайком отобрал, гад. Чтобы мы не вздумали консервами пулять и рафинадом вместо картечи… Ладно, он мужик отходчивый. Прорвёмся.
Рация ожила, зашипела.
– Броня, я первый, доложить о готовности.
Витька нажал тангенту переговорного устройства.
– Первый, я «Береза», к бою готов… Механик, заводи!
Заревели дизели, плюясь синим дымком. Визжа, ушла в зенит красная ракета. Линия «переднего края противника» вздыбилась черными фонтанами взрывов – группа имитации старательно изображала артиллерийскую подготовку наступления.
– Броня, я первый. Шквал – триста тридцать три, шквал – триста тридцать три…
– Механик, вперед! Ну, понеслась манда по кочкам…
Грохоча гусеницами, «шестьдесят двойки» летят вперед. Танк швыряет на ухабах. Витька командует:
– Тридцать – ноль, танк противника, дистанция восемьсот. Бронебойным – огонь!
Марат, с трудом балансируя на прыгающем полу боевого отделения, запихивает тяжелое серебристое тело холостого снаряда в отверстие казенника.
– Бронебойным – готово!
– Выстрел!
Жёлтые пороховые газы мгновенно заволакивают внутреннее пространство башни. Ничего не видно, отравленная вонью сгоревшего пороха голова тяжелеет, команды еле слышны, будто в шлемофон набили ваты… Еще снаряд. Звякая стреляными гильзами, лупит пулемёт.
Танк внезапно останавливается. Марат от неожиданности влетает лбом в броню.
– Блядь! Чего там, почему встали?
Насмешливый Витькин голос трещит в наушниках:
– Всё, первый рубеж обороны взяли, тормоз.
– Чего-то быстро.
– А танковые войска – это натиск и стремительность. Теперь отражение контратаки противника. Сколько снарядов осталось?
– Последний зарядил. Витя, вруби воздушку. Ни хрена не видно из-за газов.
Загудел, набирая обороты, вентилятор, но легче не стало. Дым становился только гуще и вроде бы изменил запах и цвет.
– Мы чего, горим, что ли?!
Почти сразу вызвал Бородин по рации:
