Книга Голубой Марс - Ким Стэнли Робинсон

Энн выключила консоль. Она уже много лет как отстала от последних новостей ареологии. Даже чтение кратких обзоров теперь требовало гораздо больше времени, чем у нее было. И разумеется, ареология серьезно пострадала из-за терраформирования. Ученые, работающие на наднационалов, были сосредоточены на поиске ресурсов и их оценке, хотя и нашли признаки древних океанов, теплой влажной атмосферы и, может даже, древней жизни. Красные ученые-радикалы, в свою очередь, предупреждали о повышении сейсмической активности, стремительном проседании грунта, гравитационном перемещении пород и скором исчезновении последнего кусочка поверхности, сохранившегося в первозданном виде. Политическое давление исказило практически все, что было написано о Марсе за последнюю сотню лет. В одном только «Журнале», насколько Энн было известно, пытались публиковать статьи по ареологии в чистом смысле слова и ставящие акцент на том, что происходило на протяжении пяти миллиардов лет, когда здесь не было людей. Это было единственное издание, которое Энн до сих пор читала, путь даже мельком, просматривая заголовки и кое-какие обзоры, а также передовые статьи. Раз или два она даже направляла письма, касающиеся тех или иных вопросов, которые там потом без особых торжеств печатали. Публикуемый университетом в Сабиси, «Журнал» рецензировался ареологами, которые придерживались одних и тех же взглядов, и статьи в нем выходили скрупулезные, тщательно подготовленные и не связывающие свои выводы с какими-либо определенными политическими взглядами – они были просто научными. Передовицы в «Журнале» выступали в защиту того, что следовало называть позицией Красных, но лишь в самом ограниченном смысле, поскольку они высказывались за сохранение первозданной среды, которая позволила бы продолжать исследования, не страдая от значительного ее загрязнения. Энн настаивала на этом с самого начала, и такая позиция до сих пор была для нее самой близкой; правда, сложившееся положение вынудило ее перейти из научной сферы к политической активности. То же случилось и со многими другими ареологами, которые теперь поддерживали Красных. По сути, они стали для нее единомышленниками – людьми, которых она понимала и поддерживала.

Но их было немного: почти всех она знала поименно. Это были в основном авторы статей из «Журнала». Что же до остальных Красных, ка-кадзе и прочих радикалов, то они придерживались какой-то метафизической позиции, составляли культ – были религиозными фанатиками, как Зеленые, последователи Хироко, чья секта поклонялась камням. Энн, если на то пошло, имела с ними очень мало общего: их принадлежность к Красным обуславливалась совершенно иным мировоззрением.

А учитывая, что Красные и сами делились на фракции, – о каком движении за независимость Марса вообще могла идти речь? Что ж, им самим было впору расколоться на самостоятельные общественные движения. И такое уже случалось.

Энн осторожно села на край последнего уступа. Отличный вид. На дне кальдеры вроде бы виднелась какая-то станция, хотя с высоты в пять тысяч метров трудно было сказать наверняка. Даже развалины старого Шеффилда оказались едва различимыми… хотя нет, вон они где, на дне под новым городом – крошечные завалы с прямыми линиями и ровными поверхностями. Неглубокие вертикальные рубцы на стене, что виднелись выше, появились в результате падения города в 61-м.

Шатровые поселения все еще стояли на краю, будто игрушечные деревни из папье-маше. Шеффилд над самым горизонтом, приземистые складские здания к востоку от Энн, Ластфлоу, всякие шатры поменьше, разбросанные по всему краю… Многие из них слились, чтобы образовать что-то вроде Большого Шеффилда, занимая почти все 180 градусов края, вокруг Ластфлоу и на юго-запад, где железные дороги тянулись по длинному склону западной Фарсиды к равнине Амазония вслед за павшим проводом. Все эти города и станции не могли существовать без шатров, потому что на двадцатисемикилометровой высоте воздух всегда был в десять раз разреженнее, чем на нулевой отметке, или на уровне моря, как ее еще называли. Это означало, что давление атмосферы здесь достигало лишь тридцати – сорока миллибар.

Города были обречены на то, чтобы остаться шатровыми, хотя благодаря проводу (который она отсюда не видела), пронзающему Шеффилд, их развитию определенно было суждено продолжиться до тех пор, пока крупный шатровый город не возьмет всю кальдеру в кольцо. Тогда саму кальдеру неминуемо накроют шатром и займут ее круглое дно, прибавив тем самым к территории города полторы тысячи квадратных километров. Однако тут возникал вопрос: кто станет жить на дне такой дыры, будто на дне мохола, среди каменных стен, как в каком-то круглом кафедральном соборе без крыши… хотя, может, кому-то это и придется по нраву. Ведь богдановисты жили в мохолах годами, и ничего. А здесь вырастят леса, построят на арочных уступах домики для альпинистов или, скорее, пентхаусы для миллионеров, вырежут лестницы в скалах, установят стеклянные лифты, которые будут целыми днями ходить вверх-вниз… Плоские крыши, домики в ряд, небоскребы, тянущиеся к самому краю, вертодромы на ровных круглых крышах, железные дороги, висячие автострады… О да, всю вершину горы Павлина, кальдеру и все вокруг мог занять огромный город планетарного масштаба, который непрерывно разрастался бы, словно гриб, чтобы в будущем распространиться на всю Солнечную систему. Миллиарды, триллионы, квадриллионы людей – все практически бессмертные, какими они могли себя сделать…

Энн в замешательстве потрясла головой. Радикалы в Ластфлоу не очень-то разделяли ее взгляды, но если они добьются своего, то вершина Павлина и вся остальная территория Марса станут частью этого огромного города. Она пыталась сосредоточиться на открывшейся ей панораме, прочувствовать ее, ощутить трепет перед ее симметрией, любовь к твердой скале, на которой она сидела. Ее ноги свисали над краем уступа, она стучала пятками по базальту; если бы она сейчас бросила вниз камешек, он пролетел бы пять тысяч метров. Но сосредоточиться не удавалось. Не удавалось этого ощутить. Она словно окаменела. И пробыла в таком состоянии слишком долго… Хмыкнув, Энн тряхнула головой и вытащила ноги из обрыва. А затем вернулась обратно к марсоходу.

Ей снилась долгая дорога. По дну каньона Мелас неслась движущаяся масса, готовая вот-вот ее настичь. И все виделось ей невероятно отчетливым. Она снова вспомнила Саймона, снова простонала и отдалилась от небольшой дайки, на автомате, утихомирив мертвеца внутри себя, испытывая ужасные ощущения… Земля дрожала…

Она проснулась, как ей казалось, по собственной воле – срываясь, убегая прочь, – но вдруг кто-то взял ее руку.

– Энн, Энн, Энн…

Это была Надя. Еще один сюрприз. Энн с трудом поднялась, сбитая с толку.

– Где мы?

– На Павлине, Энн. Началась революция. Я пришла разбудить тебя, потому что Красные Касэя и Зеленые в Шеффилде начали войну.

Настоящее захлестнуло ее, словно движущаяся масса из сна. Она вырвалась из Надиной хватки и нащупала рубашку.

– Разве мой марсоход не был заперт?

– Я его взломала.

– А-а, – Энн встала, не успев прийти в себя. Чем больше она узнавала, тем сильнее это ее раздражало. – А теперь-то что случилось?