Книга Нас не разлучить - Лора Эллиот

Даниэл продолжал держать ее за руку, но теперь его пальцы слегка ослабли и почти нежно обхватывали ее пальцы. Он осторожно, но довольно настойчиво потянул ее за руку к себе. И она невольно оказалась рядом.

— Памела, не отвергай того, что у нас есть. Не отвергай саму себя.

Слегка наклонившись, он провел губами по ее лбу и щеке. Она тихонько всхлипнула, чувствуя, как от его ласки внутри нее пробуждается та дикая, языческая, неуправляемая страсть, которую, как ей казалось, она похоронила в себе много лет назад.

Но, видимо, похоронила не очень глубоко, потому что, чтобы оживить ее, оказалось достаточно крошечной искры. Всего несколько секунд его близости, и по ее жилам растекся огонь, порождающий жажду…

И эта жажда заставила ее отыскать его губы и, найдя, припасть к ним с такой жадностью, как будто они были животворным источником. Ее пальцы сначала впились в его плечи, потом скользнули по спине и сомкнулись на шее, перебирая шелк его волос…

— Памела, — произнес он со вздохом наслаждения, оторвавшись от ее рта на долю секунды, а потом вновь припал к нему, с силой раздвигая губы и играя с ее языком — провоцируя, дразня и напоминая о более интимном вторжении.

Поцелуй сводил ее с ума. Ее словно несло по волнам бушующего моря. Но это море не было холодным, опасным и предательским — оно было теплым и ласковым и качало ее, то поднимая на гребень высокой волны, то позволяя соскользнуть в прозрачную бездну…

Она не заметила, как Даниэл лег на спину, а она оказалась лежащей на нем, грудь к груди, бедра к бедрам… Даже сквозь одежду она чувствовала жар и силу его возбуждения.

— Сделал это личным, — пробормотал он хриплым и тягучим от страсти голосом и рассмеялся дрожащим, странным смехом.

— Что? — нахмурившись, спросила Памела.

— Ты обвинила меня в том, что я сделал это личным. О боже, Памела, как это может быть чем-то другим? Между нами все всегда было только личным. Было и будет. О, девочка, иди же ко мне, целуй меня…

И она склонилась к нему и жадно припала к его рту, заставив его содрогнуться под ее телом. Его нетерпеливые, сильные руки блуждали по ее телу, лаская, пробуждая каждый нерв, в то время как ее пальцы скользнули по его груди и животу туда, где широкий кожаный ремень обхватывал его узкую талию.

Несколькими короткими рывками она вытащила футболку из-под его джинсов и обнажила горячий живот. Желание подобно острой боли пронзило ее, и, чувствуя, как ищущие пальцы Даниэла возятся с пуговицами ее платья, она восторженно застонала.

Наконец он расстегнул их… Она откинула назад голову и, утопая в наслаждении, отдала ему свое тело. И Даниэл немедленно воспользовался этим: нежно проведя губами по мягкой, молочной коже ее груди, он горячо впился в ее сосок.

— О, малышка, — пробормотал он, уткнувшись носом в ее грудь. — Я хочу тебя…

Малышка. Слово ворвалось в одурманенное сознание Памелы потоком ледяной воды, в один миг погасив пламя страсти. Она застыла и стеклянными глазами уставилась в пространство перед собой.

Малышка. Как она могла забыть, к чему приводит подобное легкомыслие? Как она позволила ему овладеть ее рассудком, забыв, что следует за такими безрассудными порывами страсти?

— Что случилось, Памела? — Даниэл почувствовал, что она внезапно охладела. Он приподнял голову, и пронзительно-синие глаза, затуманенные желанием, уставились на нее. — В чем дело?

— Нет! — Памела резко отпрянула от него, встала и в один миг оказалась у противоположной стены лифта.

Как она позволила себе снова стать жертвой его соблазна? Как могла забыть, что он воспламенял в ней страсть только для того, чтобы использовать ее, и мог в любой момент повернуться и уйти, если ему этого больше не хотелось? Как она могла забыть, что такая страсть привела к зачатию их ребенка, малыша, который умер, не успев увидеть свет?

— Черт побери, Памела, что на тебя нашло?

Он лениво, как ни в чем не бывало, встал на ноги, привычно отряхнул одежду, заправил футболку и пригладил рукой волосы. Казалось, что он только что покинул свое рабочее кресло или встал из-за обеденного стола. Он вел себя так, будто между ними ничего не произошло, и для Памелы это было окончательным ударом по ее чувству собственного достоинства.

В отличие от него она выглядела так, будто скатилась кубарем по лестнице. Глядя на бесконечно повторяющееся в зеркалах лифта отражение, она с ужасом видела свои всклокоченные волосы, горящие глаза и лихорадочный румянец на щеках.

А ее одежда… Льняное платье было смято и задрано до бедер, из расстегнутого лифа выглядывали красные клювики все еще возбужденных сосков…

— Проклятие, Памела. Ты можешь сказать, что случилось?

— Лишь то, что ты есть на свете! — выпалила она, судорожно одергивая платье. — И то, что я, как последняя дура, снова попалась в твои сети.

— Памела…

Но она не могла больше слышать его голос, не могла перенести его присутствие рядом. Наспех приведя себя в порядок, она шагнула к аварийному телефону и нервно сняла трубку.

— Я не могу здесь больше находиться! Я хочу выбраться отсюда! Помогите…

Но телефон был мертв.

— Почему они ничего не делают! — отчаянно выкрикнула она, чувствуя, что близка к истерике. — Почему…

Но слова застряли у нее в горле, когда она увидела, как Даниэл быстро подошел к пульту лифта и уверенно нажал кнопку. В ту же секунду лифт пришел в движение: покачнулся, заскрипел и начал спускаться.

Она оцепенела от недоумения. Но в тот же миг истина снизошла на нее.

— Ты? Ты сделал это умышленно? Мерзавец!

Гнев и ненависть снова полыхали внутри нее.

Даниэл даже не попытался отрицать это. Более того, коротким кивком лишь подтвердил ее слова. На его красивом, выразительном лице не было ни тени эмоций: ни сожаления, ни стыда. Памела бросилась к нему и, занеся кулаки, уже готова была обрушить на него каскад яростных ударов. Но вдруг опомнилась, почувствовав, что лифт притормаживает, приблизившись к первому этажу.

Как только двери лифта открылись, она выскочила из него и поспешно оглядела пустое фойе. Только бы кто-то из знакомых не увидел ее в таком виде!

Она была уже возле машины своей матери, стоявшей у входа в отель, когда услышала за спиной его голос и в ту же секунду почувствовала, как он крепко схватил ее за руку.

— Отпусти меня! Дай мне уйти отсюда!

— Только после того, как скажу тебе все, что хочу сказать.

— Ты сказал уже и сделал больше, чем достаточно! И я не хочу ничего слышать!

— Ты должна понять, что между нами…

— Все кончено! — выкрикнула она. — И никогда больше ничего не будет!

Выдернув из его захвата свою руку, она поднесла ее к его лицу, растопырив пальцы.