Книга Хроника белого террора в России. Репрессии и самосуды (1917-1920 гг) - Илья Ратьковский

Октябрь 1917 г. В Петрограде известный правый деятель, создатель «Союза Михаила Архангела» В. М. Пуришкевич (скрывался в городе по поддельному паспорту на фамилию Евреинов) говорил участникам своей подпольной антисоветской группы «Русское собрание»: «Необходимо… ударить в тыл и уничтожать их беспощадно: вешать и расстреливать публично в пример другим. Надо начать со Смольного института и потом пройти по всем казармам и заводам, расстреливая солдат и рабочих массами»[55]. Организация Пуришкевича состояла в значительной степени из офицеров. Среди ее членов были генералы Д. И. Аничков, К. И. Сербинович (оба выпускника Академии Генштаба), доктор, зауряд-полковник В. П. Всеволожский (Председатель Санкт-Петербургского/Петроградского Автомобиль-Клуба в 1912–1916 гг. и с весны до осени 1917 г.), полковник Ф. В. Винберг (уехал позднее в Киев), инженер Парфенов, поручик Н. А. Штыров, капитан Д. В. Шатилов, прапорщик Е. Зелинский, штабс-ротмистр барон де Боде, бывший председатель монархистского союза студентов-академистов Н. О. Граф, юнкера С. А. Гескет и герцог Д. Г. Лейхтенбергский, офицер П. Н. Попов (более известный как П. Н. Шабельский-Борк). Часть из них примет впоследствии активное участие в Белом движении, в т. ч. в осуществлении его репрессивной практики.

В ноябре организация была раскрыта. Революционный трибунал, рассматривавший это дело, установил наличие связей заговорщиков с донским атаманом А. М. Калединым, закупку оружия, вербовку офицеров и юнкеров, планы вооруженного выступления в Петрограде. На суде в качестве обвиняемых проходила группа из 14 человек, в основном военных. Двое участников были освобождены по молодости лет (оба юнкера и участники восстания). В. М. Пуришкевич был приговорен к 4 годам условно с испытательным сроком в 1 год; троих участников на этих же условиях приговорили к 3 годам условных работ при тюрьме; остальные сроки были определены в пределах от 2 до 9 месяцев. Первомайская амнистия 1918 г. аннулировала оставшиеся тюремные сроки[56].

Ноябрь 1917 г.

2 ноября 1917 г. в Екатеринодаре по распоряжению Кубанского Войскового правительства был расстрелян пробольшевистский митинг протеста, проводившийся в городе после многочисленных арестов, вызванных введением 26 октября Войсковым правительством Кубани чрезвычайного положения в городе[57]. Согласно данным историка А. Бугаева, большевики, выведшие на улицы города несколько тысяч человек, в том числе и солдат гарнизона, были встречены у Самурских казарм вооруженными юнкерами и казаками. «При этом, по свидетельству Н. Л. Янчевского, пять солдат и трое рабочих были ранены, а четыре человека убиты. Съездом была создана комиссия для выяснения обстоятельств разоружения артдивизиона и расстрела демонстрантов, но она даже не вынесла протестную резолюцию»[58]. Ряд советских исследователей указывали, что митинг был расстрелян членами отряда В. Л. Покровского[59].

В ночь на 7 ноября 1917 г. оренбургский атаман генерал А. И. Дутов произвел в Оренбурге аресты членов местного совета. Утром 7 ноября в город приехала, вместе с привезенными ею 120-ю офицерами и юнкерами, активная участница белого движения М. А. Нестерович-Берг. Согласно ее воспоминаниям, атаман А. И. Дутов в разговоре с ней откровенничал о том, что при взятии под контроль города войсками он не только произвел арест заложников, но и расстрелял зачинщиков. Приходивших впоследствии членов делегаций, просивших за арестованных, он после нескольких приемов уже не принимал и передавал в полном составе казакам: «Что с ней потом делают – меня мало интересует. Сейчас Россия в таком состоянии, что разговаривать не время»[60].

Безусловно, нужно оценивать данные высказывания атамана А. И. Дутова достаточно критически. Скорее всего, это было лишь генеральское бахвальство, стремление атамана предстать в образе человека сильной воли, а не основанное на реальных событиях свидетельство расстрелов. Однако сами эти фразы атамана Дутова определяют его личное отношение к проблеме возможного применения насилия. Представляет интерес и реакция других лидеров Белого движения на пересказ разговора с Дутовым М. А. Нестерович-Берг. На Юге России это было воспринято на ура. Так, генерал от кавалерии, выпускник Генштаба И. Г. Эрдели, отвечавший на Дону среди прочего за выработку новых уставов, инструкций и законоположений, выслушав в пересказе М. А. Нестерович-Берг этот разговор, откровенно заявил, что «сам сторонник крутых мер, что Дутов в этом отношении полная противоположность Каледину». Со схожих позиций высказался и генерал М. В. Алексеев, отметивший, что его обрадовали «крутые меры атамана Дутова»[61]. Следует отметить, что генерал Алексеев в этот период (в беседе 14 ноября) высказывал атаману А. М. Каледину пожелание не церемониться с делегациями рабочих районов Ростова и Макеевки: «Церемониться нечего с ними, Алексей Максимович. Видите ли, вы меня простите за откровенность, много времени на разговоры уходит, а тут – ведь если сделать хорошее кровопускание, то и делу конец»[62]. Таким образом, хотя бахвальство генерала Дутова и не имело под собой, вероятно, какого-то обоснования, оно стало толчком к насилию в других регионах. Помимо этого, в самом Оренбуржье подобные дутовские высказывания также служили практически призывом к самосудным расправам. Хотя известному исследователю биографии Дутова д.и.н. А. В. Ганину эти высказывания и представляются несущественным моментом, саморекламой, их следует учитывать в контексте их влияния на последующую практику белого террора в различных регионах России[63].