Книга Долгий путь от любви до любви - Александра Плен

Помня о своей несчастливой первой любви, она всячески поддерживала меня и успокаивала.

– Все пройдет, ты забудешь его, – шептала она ласково.

И тут я вспыхнула.

– Почему я должна его забыть? – спросила тихо. – Я не хочу его забывать!

– Но ведь он не дворянин, – пробормотала Лилия осторожно, – он не пара тебе…

– Почему не пара? – нахмурилась я. – Оставь эти средневековые предрассудки, Лили. Сейчас другое время. Мы живем почти в двадцатом веке. Я выйду за него замуж. (Впервые я озвучила эту идею (и самой себе в том числе), и она показалась мне очень естественной.) Моя любовь обязательно будет счастливой! Ведь это так правильно – выйти замуж за любимого человека.

Лилия скептически на меня смотрела, но молчала, боясь обидеть.

– Окончу школу и выйду замуж за Роберта, – окончательно подвела черту в разговоре. – Остался всего год. А пока… Буду писать письма.

Приняв решение относительно своей будущей жизни, я немного успокоилась. Нужно только год потерпеть, и я буду с ним. Мы обязательно поженимся. И будем счастливы.

* * *

Началась учеба. Как можно сосредоточиться на склонениях, когда в ушах еще звучит хриплый шёпот «Люблю тебя»? Приходилось с трудом брать себя в руки, заставляя пальцы бегать по клавишам фортепиано, а память выискивать правильные глаголы и формулировки. Постепенно я вошла в обычный ритм школьной жизни и перестала рыдать по ночам в подушку. Особенно после того, как начали приходить письма.

Они приходили пачками. Почти каждую неделю. Учителя неодобрительно косились, но я объяснила, что переписываюсь со студентом Кембриджа, мы обмениваемся научными работами и лекциями по естествознанию.

Иногда письма приходили на адрес Лилии, и она со смешком передавала мне конверты. Они стали моей отдушиной и успокоением. Ими я жила и дышала. По двадцать-тридцать раз перечитывала каждое, смаковала каждое слово, каждую фразу, заучивала наизусть. И писала ответы…

«Как сильно я люблю тебя! Люблю твою улыбку, твои глаза и губы. Твою чистую душу, искренний смех. Как же я тоскую по тебе, Софи, милая моя Софи. Не могу ни на чем сосредоточиться. Люблю как безумец, как сумасшедший, как дикарь. Хочу сделать тебя своей, только своей, навеки. Стоит мне посмотреть на звезды – и я вспоминаю тебя и как мы смотрели на них вместе. Приходит ночь – и я мечусь как зверь в клетке, не имея возможности повидать тебя. Закрываю глаза и вижу твое прекрасное лицо. Я тоскую и медленно умираю. Боюсь, когда мы снова встретимся, ты меня не узнаешь, так я похудел».

«Я узнаю тебя с закрытыми глазами. Мое сердце узнает тебя. Больше всего на свете я хочу тебя увидеть. Я рисую тебя каждый день. На уроках за партой и каждый вечер в своей комнате. Я рисую тебя во сне и наяву. Лили смеется надо мной, говорит, что в моей комнате твоих портретов больше, чем оставшихся чистых листов в тетрадках».

«Люблю. Люблю. Люблю. Готов повторять это бесконечно. Ты будешь смеяться, но мне даже легче стало, когда я написал слово «люблю» раз пятьсот. Исписал три листа бумаги одним-единственным словом… Я сумасшедший…»

«Тогда и я сошла с ума! Пришли мне эти листы. Я буду перечитывать их перед сном, когда тоска начнет окончательно поглощать меня. Думаю, лучшей книги мне не найти и во всей школьной библиотеке…».

«Все, что делаю, я делаю для тебя. Все, что мне интересно, что я учу и мастерю, что придумываю и изобретаю – все для тебя. Только для тебя. Я хочу стать достойным тебя».

«Ты и так достойнее многих, Роберт. Ты самый достойный из всех, кого я знаю. И я люблю тебя не за твои достоинства или ум. Пусть ты и не станешь знаменитым, я все равно буду любить тебя».

«Я не смогу ждать год, до начала каникул, я приеду к тебе между семестрами. Пусть на один день, но я больше не могу жить, не видя тебя. Буду двадцатого ноября. С вокзала пришлю телеграмму на имя Лилии».

Как только я прочитала эти строки, сердце чуть не выскочило у меня из груди. Он приедет! На день! Тут же понеслась к Лилии с радостной новостью. Мы стали придумывать, как я смогу выскользнуть из пансиона. Конечно, все ученицы знали лазейки в ограде, но уйти на целый день нам никто не позволит. Да и горничная может что-то заподозрить. В итоге мы договорились, что я «страдаю от женских недомоганий» и проведу целый день в комнате. А Лилия останется и за меня, и за себя (хорошо, что наши спальни рядом). Именно она будет лежать одетой в кровати в моей комнате и стонать (когда это понадобится). Но на обед и ужин подруга появится, чтобы сообщить всем желающим, что она «будет сидеть с бедной Софией в ее спальне». План был так себе, но ничего другого придумать мы не смогли. Лилия украла для меня у своей горничной простой темный плащ, чтобы прикрыть дорогую одежду и обувь, если вдруг встречу кого по пути из школы или при возвращении.

Двадцатого утром пришла телеграмма «На развилке возле часовни святого Иосифа весь день».

Наверное, у меня на время выросли крылья. Часовня была в нескольких милях от школы, но я не заметила дороги. Эти мили я пробежала, казалось, за минуту. Роберт ждал меня возле почтового столба с указателем, в дорожном костюме, через руку было перекинуто пальто. Небольшой саквояж стоял рядом на обочине. Я, не останавливаясь, бросилась в раскрытые объятия. Не могла вымолвить и слова, только исступленно целовала любимое лицо, гладила плечи, руки, вдыхала родной запах и плакала от счастья.

– Софи! Боже мой, Софи, – шептал Роберт между лихорадочными поцелуями. – Любимая моя…

Наверное, только в семнадцать лет можно без оглядки, наплевав на мораль, этикет и нормы поведения, предаваться безумию. Только в семнадцать любовь бывает такой головокружительной и страстной, без сомнений, без неуверенности. Мне казалось, нам все по плечу, мы преодолеем любые препятствия, ведь главное – мы любим друг друга.

– Ты попросишь у родителей моей руки? – шепнула я, спрятав залитое слезами лицо на его груди. Уткнулась носом в шерсть сюртука и положила ладонь туда, где находилось его сердце, прислушиваясь к бешеному стуку.

– Да, попрошу, – без колебаний твердо ответил Роберт. Я подняла голову и утонула в его глазах. Он был серьезен и даже немного хмур. Словно готовился к смертельной схватке. – Я даю тебе слово, Софи, мы будем вместе.

Легкая дрожь в голосе выдавала его волнение. Но во взгляде горел огонь решимости и упорства. И я поверила ему. Поверила, что Роберт сможет уговорить моих родителей. Мы сможем. Ведь Роберт самый умный и обаятельный на свете. Он обязательно понравится родителям.

Роберт подхватил свой саквояж, и мы медленно пошли по направлению к часовне. Сегодня в ней было пусто, нам повезло, что не было никого из прихожан, да и путников на дороге в этот день не было. Несколько раз за день мимо часовни проезжал дилижанс, на нем и приехал Роберт, но до следующего было еще много времени. Мы уселись на скамью и прижались друг к другу.

– У меня здесь немного еды, – произнес Роберт, открывая саквояж, – несколько сэндвичей и сыр.