Книга Кловис Дардантор - Жюль Верн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пассажир расплатился с хозяином баркаса, причем, по-видимому, по-королевски, поскольку моряк гаркнул: «Благодарю, ваше превосходительство!» — так, как это умеют только лаццарони.[36]Через несколько секунд богач в сопровождении слуги с чемоданом в руке был уже на палубе и, ловко покачиваясь, сияя улыбкой, поприветствовал присутствовавших. Затем, заметив месье Дезиранделя, собиравшегося упрекнуть его, новоприбывший звонко хлопнул толстяка по животу и прокричал:
— А вот и я, папаша!
Месье Кловис Дардантор родился за сорок пять лет до начала нашей истории, в доме номер четыре, на площади Лож, что расположена в административном центре департамента Восточные Пиренеи, славном патриотическом Перпиньяне, известном в древности как Русино — столица княжества Руссильон.[37]Сей господин представлял собой вовсе не редкий в милых провинциальных городах типаж: рост выше среднего, широк в плечах, крепко скроен, голова круглая, волосы редкие, с проседью, каштановая борода лопатой, рот большой, зубы великолепные, взгляд живой, руки ловкие, мускулатура развита больше, чем нервная система, силы и способности в гармоничном равновесии, ноги крепкие, хорошая закалка и телесная, и моральная, бодряк, неутомимый говорун, находчивый и расторопный, — в общем, добрый малый, хотя и властный, и к тому же южанин — насколько может быть им тот, кто родом не из Прованса, где юг Франции находит свое наиполнейшее выражение. Добавим к сказанному, что природа одарила его несокрушимым здоровьем и завидным пищеварением.
Кловис Дардантор оставался холостяком, да и трудно вообразить подобного человека опутанным семейными узами или шептавшим нежные слова своей возлюбленной. И причиной тому не было женоненавистничество — наоборот, этому достопочтенному гражданину нравился прекрасный пол. А не вступал он в брак по более высоким мотивам. Славный перпиньянец даже не представлял себе, чтобы здоровый и телом, и духом мужчина, занятый серьезным делом, нашел время размышлять о супружестве. И был весьма последователен в своих убеждениях, не допуская и мысли о вступлении в брак ни по зову сердца, ни по холодному расчету, где имеют место и общее владение имуществом, и раздельное, — словом, соображения, весьма обычные в нашем низменном мире.
Холостяцкий образ жизни вовсе не означает праздность. И подтверждением этого мог бы служить месье Дардантор. Состояние в два миллиона, которым он обладал, не досталось ему по наследству в виде поместий или иных форм собственности, а явилось исключительно результатом собственного труда. Умело вкладывая капитал во многие промышленные и коммерческие предприятия — в кожевенные заводы, добычу мрамора, изготовление пробок, виноделие, — он неизменно извлекал немалую выгоду. Но большую часть своих способностей и времени наш герой отдал бочарному производству, столь значимому в его родном краю. Достигнув материального благополучия и в сорок лет удалившись от дел, он не захотел довольствоваться ролью богатого рантье-скопидома, озабоченного тем, чтобы как можно экономнее расходовать деньги. Наоборот, Дардантор жил широко, не пренебрегая путешествиями, особенно в Париж, куда он частенько наведывался.
Семья перпиньянца состояла из одного человека — его самого, коим и завершался безнадежно длинный ряд предков. Ни одного родственника ни по восходящей, ни по нисходящей линии, разве что где-то в двадцать шестом или двадцать седьмом колене, а тут, как свидетельствует статистика, все французы, начиная с эпохи Франциска Первого,[38]успели породниться. Но о подобных родичах не принято заботиться, поскольку каждый человек за два тысячелетия христианской эры заимел сто тридцать девять квадрильонов предков, и, следовательно, все мы находимся в родственных связях.
Данное обстоятельство не вызывало у Кловиса Дардантора особой гордости. Лишенный семьи, он не испытывал при этом ни малейшего неудобства, ибо никогда не мечтал обзавестись женой и детьми.
Итак, убежденный холостяк сел на пароход, направлявшийся в Оран, и нам лишь остается пожелать ему добраться до сего административного центра крупной алжирской провинции целым и невредимым.
Одним из главных обстоятельств, обеспечивавших «Аржелесу» безоблачное плавание, стало теперь присутствие на его борту неугомонного перпиньянца. До сих пор он отправлялся в милый его сердцу Алжир из Марселя, Сет же предпочел впервые. Оказав одному из морских судов честь транспортировать свою особу и возложив надежды на пароходную компанию, месье Дардантор вполне обоснованно полагал, что после непродолжительного плавания его благополучно доставят к месту назначения.
И, едва ступив на палубу, он приказал своему слуге:
— Патрик, занимай тринадцатую каюту!
— Разве сударю не известно, что она уже заказана телеграммой и поэтому нечего беспокоиться?
— В таком случае снеси туда чемоданы и выбери в ресторане местечко получше, поближе к капитану. У меня уже сосет под ложечкой!
Это выражение показалось Патрику не слишком изысканным, о чем можно было судить по неодобрительному выражению его лица. Но как бы там не было, слуга направился к юту.
Заметив Бюгараша, только что покинувшего свой мостик, перпиньянец заявил без околичностей:
— Неужто вам не хватило терпения подождать опоздавшего пассажира? Или пароходной машине так уж захотелось вращать винт?
Последние слова явно свидетельствовали о незнании морской терминологии, но ведь этот господин и не был моряком, а посему и говорил, как взбредет на ум — фразами то чудовищно помпезными, то досадно вульгарными.
— Месье Дардантор, — ответил капитан, — мы отходим в назначенное время, и правила, установленные компанией, не позволяют нам ожидать…
— Да я вас ни в чем не обвиняю, — заверил общительный малый.
— Я также не имею к вам никаких претензий, — подхватил Бюгараш, — хотя мне и пришлось застопорить машину.
— Ладно, мир! — воскликнул перпиньянец и пожал собеседнику руку — крепко, как и полагается бывшему бочару, который долгое время орудовал рубанком и клещами, после чего добавил: — Знаете ли, если бы мой катер не смог догнать вас, я добрался бы на нем до самой Африки… А не удалось бы найти баркас, то бросился бы в воду и поплыл вслед за вами! Вот я какой, дорогой мой капитан Бюгараш!