Книга Пуповина - Александр Варго

В темноте чувствовался едва различимый запах пыли и… чего-то нехорошего.

(запах протухшего мяса)

Темнота под кроватью студенисто шевельнулась, словно была тающим куском желе. Потом кто-то снова хихикнул.

В тот момент, когда он, сопя от натуги, начал двигать кровать, Ирина обрушила на его затылок тяжелую вазу.

23 апреля, пятница, 7:22

– Эй! Кому говорят! Поднимайся, давай!

Голос был странным, казалось, он был везде, сочился отовсюду, словно клейкий туман, пеленая тяжелым покрывалом.

Владимир открыл глаза. Он попытался приподнять голову и едва сдержал стон – боль была такая, словно в его затылок по самые шляпки заколотили несколько «соток».

– Что случилось? – еле ворочая языком, спросил он.

– Много чего, – насмешливо произнес сержант. Грузный, с мясистыми обвислыми щеками и ноздреватым носом, он напоминал стареющего бульдога. – Тебя посетила волшебная фея.

– Фея, – глупо повторил Владимир и попытался дотронуться до затылка. Это было ошибкой, так как боль вспыхнула с удвоенной силой.

Только сейчас до него стало доходить, что он находится в камере, в простонародье именуемой «обезьянник», и его челюсть медленно опустилась вниз.

Твою налево. Докатился, называется.

– Послушайте, – начал он, но тут же умолк, увидев появившуюся рядом с сержантом Ирину.

– Две минуты, – предупредил он, бряцнув связкой ключей.

Женщина кивнула и шагнула вперед.

– Ира, – тихо проговорил Кузнецов. Его поразило лицо жены – бледное и осунувшееся, словно она не спала несколько суток. Глубоко запавшие глаза излучали невыносимую усталость. – Ира, прости меня.

– Ты помнишь, что ты делал ночью?

Память, как услужливый продавец, мгновенно выдала живописную картину – он с тесаком в руке носится по квартире в поисках девочки, умершей пять лет назад. Ему стало страшно.

(что со мной?!)

В горле запершило, Владимир закашлялся, и это не преминуло отразиться на его многострадальном затылке. Он поморщился.

– Ира… я должен тебе объяснить кое-что. Я был не в себе.

– Это было заметно.

Фраза была произнесена с таким презрением, что он оторопел.

– Это ты меня ударила? – обескураженно спросил он, и Ирина, помедлив, кивнула.

– У тебя был нож в руках. И совершенно безумное лицо. Я боялась за Настю, она очень испугалась. Потом я позвонила родителям. Приехал мой отец, он и вызвал полицию.

– Кто бы сомневался, – буркнул Владимир. Он вцепился в решетку.

– И что дальше, Ира?

– Ничего, – бросила она. – Я не стала писать заявление. Хотя папа уговаривал меня это сделать.

Владимир решил, что с огромным удовольствием съездил бы по физиономии столь «замечательного» тестя.

«Старый мудозвон» – с яростью подумал он. «Все делаешь, чтобы развалить мою семью»

– Девочки-мальчики, время вышло! – гаркнул из окошка «дежурки» обрюзгший сержант.

– Тебя скоро выпустят, – сказала Ирина, делая шаг назад. – Не обижайся на нас. Тебе нужно к врачу, Володя.

– Ира! Мы тогда… – Владимир на секунду запнулся, испугавшись собственных мыслей. – Мы не договорили тогда!

Неожиданно губы Ирины раздвинулись в безжизненной улыбке.

– Успеется, – хмыкнула она.

Кузнецов опешил. Он вновь подумал о том, что, несмотря на прожитые годы, он плохо знает свою жену. Вот и сейчас, у нее совершенно чужое, неузнаваемое лицо.

(щупальца, парень)

Мы ждем ребенка.

«Ребенка ли?» – заскрипела по стеклу до боли знакомая вилка.

– Я люблю вас, – прошептал он.

Ирина сделала еще шаг назад, мягко положив свои ухоженные руки на живот.

«Я знаю» – читалось в ее слегка прищуренных глазах. – «Все знаю, дорогой»

– Я увезла Настю к родителям, – сказала она на прощание. – Тебе лучше побыть одному.

Одному?

«А как же день рождения Насти?!» – хотелось заорать Владимиру. Он чуть не плакал от досады. «Как же наш праздник, который мы так ждали, чертова сука?!»

(у тебя было безумное лицо)

Он без сил опустился на облезлую скамью, на которой дремал старый бомж.

– Сынок, дай два рубля, – прошамкал дед.

– Что, тоже позвоночник на заводе сломал? – устало спросил Владимир.

– Чего?! – наклонился к нему ближе старик, обдавая вонью давно немытого тела. – Плохо слышу я, сынок.

– Ничего. Погода сегодня замечательная, – процедил Кузнецов.

Он не заметил, как его кулаки сжались сами собой.

24 апреля, суббота, 22:06

Его выпустили только вечером, и пока Владимир добирался домой, наступила ночь.

«Она даже не спросила, как я себя чувствую» – ожесточенно думал он, вспоминая, с каким холодом общалась с ним супруга. «Чуть не раскроила мне череп долбаной вазой! Наверняка сотрясение…»

Войдя во двор, он остановился, глядя на пустующую детскую площадку.

– Ну, где ты? – свистящим шепотом спросил он, глядя на качели. – Где ты, маленькая стерва? Чертова бабочка?!!

Ответом ему был порыв ветра, от которого Кузнецов поежился. Он подошел ближе и толкнул ногой «сидушку» качелей. Цепи звякнули, словно выражая протест против столь пренебрежительного отношения.

– Я видел тебя. Видел, как сейчас вижу эти гребаные качели.

Он дождался, когда качели приняли исходное положение, затем, развернувшись, побрел домой.

Кузнецов не сразу понял, что дом пуст, и лишь потом в его памяти всплыли слова Ирины:

«Я увезла Настю к родителям… Тебе лучше побыть одному».

И в самом деле. Если так продолжится и дальше, ему и впрямь представится шикарная возможность побыть одному, скажем, ближайшие лет двадцать. В сумасшедшем доме. Если он раньше не окочурится от нейролептиков.

«Мне нужно обратиться к специалисту. К психологу»

Неожиданно от этой простой мысли Владимиру стало легче, и на его похудевшем, небритом лице даже возникло нечто похожее на улыбку. Наверное, точно так же чувствуют себя в обществе анонимных алкоголиков – вроде ты еще не избавился от пагубного пристрастия к выпивке, но в тебе уже зреет понимание, мол, ты не один! Мы выстоим, мы сможем! И это заметно успокаивало, придавая уверенность.

– Да, пожалуй, я так и сделаю, – пробормотал Кузнецов, ковыряясь ключом в замке. – Но…

(что «но?»)

– Я сделаю это, как получу информацию от Максима, – объяснил он, глядя в сторону лестничного пролета, словно там кто-то был. – И потом, завтра день рождения моей дочери!