Книга Жаркие ночи - Натали Митчелл

Мы и были рядом, но не вместе, я чувствовала это постоянно. То и дело Кевин замолкал, уходя в свои мысли, куда я не имела доступа. И тогда мне становилось так одиноко в этой чужой стране… Мне не хотелось ни радоваться щедрому солнцу, ни восторгаться буйной растительностью. Мне ничего не хотелось, кроме Кевина Райта. А как раз он-то мне и не принадлежал.

И все-таки он был со мной. Он даже подал мне руку, когда мы выходили из автобуса. А я, не приученная к таким жестам, смутилась, и сунула свою как-то неловко, сжав ладонь лодочкой. У нас было принято считать, что парень не имеет права подчеркивать, что девушка чем-то слабее его. И я тоже до сих пор не позволяла, чтобы мне подавали пальто или пропускали вперед, подчеркивая, что я — женщина. Но когда это сделал Кевин, все во мне почему-то запело от радости. Разве не этого я и добиваюсь: чтобы он заметил, что я — женщина?

Мы вышли возле коттеджей, построенных, насколько я понимала, в тайском стиле и напоминающих деревушку в тропиках. От сильного, яркого запаха тропических цветов у меня сразу закружилась голова и, как перед свиданием, начало замирать сердце. Я покосилась на Кевина: чувствует ли он то же самое?

— Настоящие тайские деревни гораздо беднее, — сдержанно заметил Кевин. — Это лишь стилизация.

Это было понятно и без объяснений. Ни одна страна не выставляет напоказ туристам свои болячки. Кевину я этого не сказала. Мне не хотелось делать ему замечаний. Наоборот, мне хотелось во всем соглашаться с ним, хотя то и дело, против воли, я ввязывалась в спор.

Мы немного отошли от автобуса, отбившись от стайки наших толстых, громкоголосых соотечественников, послушно шагавших за руководителем группы. Нам почти не встречались тайцы, а те, кого я все-таки ухитрилась заметить, были в европейской одежде и ничем не отличались от американцев азиатского происхождения. Только сейчас я поняла, что втайне надеялась повидать больше экзотики.

— Смотри! — вскрикнула я, схватив Кевина за руку. — Рождественская елка! Настоящая!

Он оглянулся:

— Здесь их полно. Ты удивишься, но они тоже готовятся к Рождеству.

— Да ведь они буддисты! Ты же сам говорил: какое Рождество в буддистской стране?

— Запомнила! — Кевин улыбнулся. — Знаешь, этот народ просто обожает праздники. Их здесь совершенно безумное количество!

— Счастливые люди…

Кевин уже увлекся:

— Праздник цветов, фестиваль ракет, шоу слонов… Висакха Пуджа — самый священный день для всех буддистов.

— Дай угадаю! День рождения Будды? Это как наше Рождество.

— Не только день рождения, но и день просвещения и смерти Будды. Католическое Рождество они тоже отмечают. И Новый год они встречают и по-нашему, и еще раз в апреле.

— В апреле?

Кевин пожал плечами:

— А что тут особенного? Причем даже не первого. Этот праздник называется у них — Сонгкран. Если не ошибаюсь, у них сейчас идет год две тысячи сорок шестой. Они наблюдают за нами из будущего.

Я огляделась:

— Поэтому они все время улыбаются?

— Наверное! — засмеялся Кевин. — Им смешно смотреть на нас, дураков.

— Что в нас самое смешное, как ты думаешь?

— Вообще-то, то, как думаю я, как думаешь ты, очень отличается от того, как думают они. Совершенно разный менталитет.

На это я с вызовом заметила, что, по-моему, самое забавное в американцах — это наша правильность. Наша совершенно пуританская правильность.

Кевин приподнял брови:

— А ты сторонница сексуальной революции?

— К сожалению, нет, — отрезала я. — Но я согласна с тем, что любовь — это лучше, чем война. А ты?

— Абсолютно, — сказал он серьезно. — Абсолютно согласен. Только ведь в любви тоже часто воюют.

Я сразу вспомнила, что рассказывали о его родителях. Наверное, он тоже подумал о них. Боясь спугнуть его, я осторожно спросила:

— Так твой отец живет здесь?

— Откуда ты знаешь?

На лице Кевина было столько растерянности, что я покатилась со смеху.

— Что я знаю? Ты сказал: есть человек, которому известен тут каждый уголок. Я подумала, что это твой отец. Я слышала… Мы же к нему приехали?

— Ну да, к нему, — неохотно согласился Кевин и снова взял мою сумку.

Она была не такой уж тяжелой, я вполне бы справилась и сама. Но мне уже начинало нравиться, что Кевин так ухаживает за мной, будто мы оба слегка переместились во времени, и из двадцать первого попали в век девятнадцатый. Не думаю, что захотела бы остаться там, но немного погостить было бы очень приятно.

Я не сомневалась: он не откажется сразу же исполнить одну мою мечту.

— Кевин, — попросила я умоляющим тоном. — Давай сразу сходим к нему.

— Мы к нему и идем, — отозвался он удивленно.

— Нет, не к твоему отцу!

«Очень он мне нужен!»

— Сначала мне хотелось бы… Понимаешь, я с детства мечтала увидеть море. Давай подойдем к нему. Просто поздороваемся.

Он улыбнулся мне, как забавному ребенку, каким я и чувствовала себя в тот момент. Но это ничуть не унижало меня, потому что Кевин и смотрел, и улыбался с такой нежностью…

Пока мы преодолевали несколько метров до берега (на Пукете до всего рукой подать!), я нашла объяснение тому, что Кевин ведет себя, как истинный джентльмен. Кто-то рассказывал, что он живет с матерью и двумя младшими сестрами, и, после того, как отец сбежал, Кевин стал единственным мужчиной в доме. Наверное, таким образом он пытался сохранить в своей матери уверенность в ее женской привлекательности, а сестренкам показать, каким на самом деле должен быть мужчина.

Издали уже было видно эту великолепную, живую, дышащую стихию, которой я грезила столько лет, но мне не терпелось подойти к морю вплотную. На ходу сбросив сандалии, я вбежала в прозрачную теплую воду и засмеялась от счастья.

— Вот оно! Кевин, вот оно! — Я оглянулась, призывая его разделить со мной это невиданное счастье. — Как хорошо! Господи, как же хорошо…

Кругом было полно людей, но в тот момент мне не было до них никакого дела. Набрав пригоршню соленой воды, я плеснула в лицо, и мне показалось, что мы породнились с морем, поняли друг друга, прочувствовали. Сердце у меня колотилось не меньше, чем когда я увидела Кевина в аэропорту.

— Какой же счастливый день, — прошептала я, ловя взглядом солнечные блики на мелких волнах. — Сегодня сбываются все мечты.

— Хочешь искупаться? — спросил Кевин.

Голос у него звучал мягче обычного, и мне захотелось поцеловать его за ту чуткость, которая была в нем. Просто по-сестрински поцеловать в щеку.

Но я не решилась на это.

— Потом, — сказала я. — Нельзя же сразу вычерпать все до дна.