Книга Фатальное колесо - Виктор Сиголаев

– Трижды восемь, – говорит мать рассеянно.

– Двадцать четыре. А шестью семь – сорок два, а семью восемь – пятьдесят шесть. Ну что, мам, договорились?

Когда в прошлой жизни я перешел в четвертый класс, мать сама придумала этот договор, потому что Васька учился отвратительно и занимал львиную долю ее свободного времени. Сейчас я бессовестно занимался плагиатом, предполагая, что матери не может не понравиться то, что она сама придумает позже.

– Ну, давай попробуем. – В ее голосе неуверенность.

– Ну давай, пробуй, – в тон ей вторю я и сую матери тетради с домашкой, – а я пошел гулять. Найдешь ошибку – нет договора.

– В девять чтобы дома был! – Мать пытается хоть последнее слово оставить за собой.

– Чего хочет женщина, того хочет бог!

Не вышло.

Слышу, как очередной раз хмыкает отец…

Мой старенький дворик.

Буквой «П» – три сборно-щитовых двухэтажки послевоенного типа с деревянными лестницами и печным отоплением. С четвертой стороны – гигантская софора, притеняющая своей кроной добрую треть двора. За ней – кривые улочки колоритных домиков, своеобразно сочетавших в себе татарско-украинскую эклектику: с летними кухнями и вездесущим виноградом в палисадниках, на арках и беседках.

С другой стороны двора над шиферной крышей правого дома виднеются новенькие хрущевки-пятиэтажки. Относительно молодой микрорайон, хотя часть окон первого этажа уже оплетена виноградом. И вообще кругом просто море зелени!

Я очень люблю этот дворик.

Тут есть все для счастливого детства мальчишки семи лет. Справа за нашим домом в двух шагах – гаражи-сарайки, которые постоянно вскрываются, ломаются, сносятся и вновь достраиваются. Иными словами – живут своей жизнью, как известковый хребет кораллового моллюска, давно превратившись в заманчивый лабиринт. Его зигзагом пересекает бетонная дорожка, прелесть которой в том, что дальний ее конец, выходящий на городскую улицу, гораздо выше ближнего, впадающего в наш двор. На этой чудесной горке я когда-то сломал руку, пытаясь научиться скатываться вниз задом на трехколесном велосипеде.

Справа от софоры за парком виднеется желтая высокая стена летнего кинотеатра «Заря». Это кроме того, что каждое воскресенье к нам во двор приезжает передвижной кинотеатр – старый «газончик» с будкой, в которую загружены скамейки для зрителей и небольшой штопаный экран.

Вы, дети двухтысячных! Искушенные интернетом, мобилами и планшетами! Вы представить не можете, какое это счастье – сидеть всем двором на занозистых лавках в ароматной темноте и смотреть «Гусарскую балладу» на изношенной и потрескавшейся кинопленке. А в летнем кинотеатре я узнал, кто такой Фантомас. Поход туда в то далекое время был для меня как посещение Большого театра для меня нынешнего. По крайне мере, по эмоциональному эффекту.

С заднего торца летнего кинотеатра на пустыре мы дрались с мальчишками из соседнего двора. Вернее, дрались пацаны постарше, а мы, мелкота, швыряли в противника камнями. Доставалось и своим, и чужим.

Что интересно, дрались всегда по субботам. Начинали собираться где-то после шести, переругивались, распаляя боевой дух. Понемногу легкая пехота в лице малолеток начинала пошвыривать голыши, и когда пара-тройка зарядов попадала в цель, шли уже стенка на стенку. С визгом, азартом, соблюдая своеобразный боевой порядок и неписаные правила – ножей и железа не брать, лежачего не бить, после первой крови в сторону.

И взрослые как-то ровно относились к этому варварству. Замажут зеленкой потрепанных драчунов – и в воскресенье на море: зализывать раны в здоровой соленой водичке. Пляж – это «демилитаризованная зона», где бойцы оттуда и отсюда дружно «вспоминают минувшие дни и битвы, где вместе рубились они»…

Кстати, сегодня – суббота. Активные игрища на свежем воздухе, наверное, уже в разгаре, но меня туда почему-то не тянуло. Я стоял на крыльце и впитывал знакомые и давно забытые запахи.

Вечерело.

Заходящее солнце красным маревом заливало верхние этажи пятиэтажек. Двор устало шевелился. Вздыхал, гремел доминошными костяшками, покрикивал из окон на загулявшихся детей, играл в «дочки-матери», сосал пиво, тявкал, мяукал, кудахтал…

– Привет, Булка! – Головастый крепыш лет девяти медленно подходил ко мне справа по отмостке дома.

Трюха.

Трюханов Вадик из соседнего подъезда. Оболтус с вечно испачканной физиономией и ожогами на руках.

– Смотри, чего есть. – У Трюхи в кулаке зажат зеленоватый цилиндр с внутренними продольными отверстиями.

Блин, придурок! Это же «свистуля» – трубчатый порох, который немцы в войну использовали в боевых зарядах. Его легко найти на тридцать пятой батарее около Казачьей бухты. Выходит, Трюха опять лазил туда. В прошлый раз он проткнул себе задницу, усевшись в запале своих изысканий на какой-то ржавый штырь. С месяц перемещался как-то боком, по-крабьи. А сейчас, значит, оклемался. И опять за старое! Действительно, придурок.

– Запалим? – Трюха вытащил из кармана кусок фольги и деловито стал обматывать «свистулю».

Когда трубчатый порох горит в фольге, он издает характерный резкий свист, за что и получил такое название. Если правильно обмотать – получается что-то вроде свистящей ракеты. Трюха – большой любитель таких фейерверков. Батя у него мичман. Сейчас – кладовщик, но в прошлом сапер. «Яблочко от яблони», что называется.

– Не советую, Трюха. Без башки останешься.

– Ну и… дурак.

Коротко и ясно. Без иллюзий. Крепыш моментально потерял ко мне интерес. Как ни в чем не бывало развернулся и потопал в сторону гаражей, с сопением продолжая обматывать «свистулю» фольгой.

Я критично покачал головой – доиграется когда-нибудь…

Во двор с левой стороны из-под софоры неожиданно залетел белоснежный козленок. За ним степенно трусило все козлиное семейство. Тут же со второго этажа напротив раздались скандальные женские крики. Ветхая старушка, бормоча беззлобные ругательства, шаркала вдогонку своим питомцам со стороны частного сектора, вяло помахивая длинной хворостиной. У нас это обычное дело.

Это что!

Один раз, сбежав из бродячего шапито, во двор ненароком забрел… верблюд! Весь двор высыпал на улицу стричь с невиданной зверины очень нужную при простудах верблюжью шерсть. Из нее потом надо связать носки или шарфик, чтобы лечиться впоследствии в свое удовольствие.

Верблюд покинул наш двор похожим на большую лишайную собаку. Больше его в цирке не видели, по крайней мере в том сезоне…

За углом со стороны гаражей пронзительно свистнуло. Потом раздался звонкий хлопок, и почти сразу послышалось характерное зловещее потрескивание.

«Ну вот не придурок ли?» – с досадой подумал я и направился в сторону шума.

Трюха уже летел мне навстречу, ошалело вращая глазами. Копоти на его рыльце значительно прибавилось.