Книга Z - значит Захария - Роберт К. О'Брайен

До конька палатки было всего четыре фута[2]. Я встала на колени и забралась внутрь лишь настолько, чтобы дотянуться до руки, лежавшей поверх спальника. Запах ужасный. Рука была сухой и пылала жаром. Едва я коснулась ее, Фаро, просунув нос в палатку, заскулил, и сочетание звука и прикосновения заставило мужчину открыть глаза.

– Эдвард, – позвал он. – Эдвард?

Он не смотрел на меня, а если и смотрел, то не видел, но думаю, разглядел мое ружье, которое я все еще держала в руках, потому простонал:

– Пули… Это не остановит…

Не закончив, он вздохнул и снова закрыл глаза. Он явно бредил, его голос звучал хрипло – горло и рот воспалились.

– Вы больны, – сказала я. – У вас высокая температура.

Он застонал и пробормотал, не открывая глаз:

– Воды. Пожалуйста, дайте воды.

Я догадалась, что случилось: до того, как он окончательно обессилел, мужчина успел открыть бутылку воды и пузырек с таблетками. От слабости или, уже плохо соображая, он опрокинул их, а набрать новой воды у него больше не было сил.

– Хорошо, – успокоила его я, – я принесу вам попить. Это займет несколько минут.

Я схватила ведро на кухне и понеслась к ручью, к месту, где он впадает в пруд – там вода чище всего. Пока вернулась, успела вспотеть и запыхаться: зачем-то зачерпнула полное ведро. Взяв в доме чашку, я наполнила ее до половины.

Он опять спал, и мне пришлось потрясти его за плечо:

– Вот, попейте.

Он хотел приподняться, но не мог, даже на локте, и, пытаясь взять чашку, уронил ее. Я снова наполнила ее, но теперь держала ее сама и немного приподняла ему голову. Мужчина судорожно заглотил воду, он действительно страдал от жажды.

– Еще! – прохрипел он.

– Не сейчас. Иначе вас снова вырвет.

Я не большой знаток медицины, но уж это-то знаю. Мужчина откинулся на спальник и мгновенно заснул.

По правде говоря, я не умею ухаживать за больными. Конечно, я помогала маме ухаживать за Дэвидом или Джозефом, когда они заболевали (гриппом, ветрянкой и прочим), но никто у нас никогда не болел так тяжело. С другой стороны, никого лучше у него нет, так что попытаюсь.

Я принесла тряпку и, потратив часть воды, как могла, убралась около его головы. Дала ему чистые подушку и одеяло. Собрала таблетки – те, что остались чистыми, – в пузырек, закрыла его и прочитала этикетку: какой-то «Цистамин»[3]. Единственное лекарство, которое есть у меня (и в магазине) – это «Аспирин» и немного жаропонижающих. Да и будь у меня их больше, я бы все равно не знала, что давать.

Я подумала, что поскольку от воды его не вырвало, возможно, стоит дать ему поесть. Но что? Остановилась на супе, курином бульоне – мама всегда варила его нам, когда мы заболевали. Уходя в пещеру, я оставила немного консервов в доме (это бы выглядело странно, если бы их совсем не оказалось), но супа среди них не было, поэтому пришлось идти в магазин. Там я прихватила еще кое-что; мне пришло в голову, что, возвращаясь в дом, стоит загрузить в пещеру запас еды, на всякий случай. Поэтому пришлось тащить довольно тяжелый груз, и к тому времени, как я вернулась и разожгла огонь, уже почти стемнело.

Принеся ему суп, я, к своему удивлению, обнаружила, что больному стало немного лучше. Он не спал и, когда я вошла, изумленно уставился на меня и даже с огромным усилием сумел приподняться на локте. А потом заговорил со мной, первый раз в ясном сознании.

– Я не знаю, где я, – пожаловался он слабым голосом. – И кто вы?

– Вы в долине, – ответила я. – И вы больны.

Я поставила суп рядом с ним и собралась кормить его с ложечки.

– Долина, – пробормотал он. – Теперь вспоминаю. Зеленые деревья. Но здесь никого не было. – Он снова откинулся на подушку.

– Я была здесь, – поправила его я. – Просто пряталась в лесу. (Я предпочла не говорить о пещере.) Потом увидела, что вы больны, и подумала, вам нужно помочь.

– Болен, – подтвердил он. – Да, очень болен.

– Я приготовила вам супу. Постарайтесь поесть.

Он попытался, но его рука была такой слабой, что он лишь расплескал суп, так что в конце концов его кормила я. Съев семь ложек, он сказал:

– Хватит. Тошнит.

И тут же заснул снова. Однако, думаю, даже эта капелька супа помогла ему: он спал спокойнее и дышал не так часто. Я захватила из дома градусник, чтобы измерить температуру, но решила, что это может подождать до утра. Пощупала ему лоб – горячий, как печка. Вблизи, в полумраке палатки, он выглядел особенно болезненно.

Я сходила в пещеру, забрала будильник, календарь, лампу, дневник и прочее и вернулась в дом. Поставила будильник на полночь, потом, когда он прозвонил, на два часа, потом на четыре. Каждый раз выходила с фонариком к палатке – проверить. Однажды он проснулся и снова попросил воды; я дала ему полкружки. Остальное время спокойно спал.

Этим утром я накрошила немного оставшегося кукурузного хлеба в молоко и принесла ему на завтрак. (Пришлось развести порошковое, потому что коровы все еще на воле. Надо будет поймать их и привести обратно. И кур.)

На этот раз он выглядел намного лучше. Глаза ожили, глядели ясно. Он поблагодарил меня за хлеб и молоко и смог сам держать ложку. Поев, даже сел на мгновение, но потом лег обратно и сказал:

– Мне надо узнать, отчего я заболел.

– Полагаю, оттого, что искупались в ручье Бёрден, – ответила я.

– Ручей Бёрден?

– Тот, что за дорогой.

– Ты знаешь?

– Я смотрела – издалека.

– Ты знаешь, что там с водой?

– В ней никто не живет. Но почему – не знаю.

– Это я понял. Но не тогда, когда купался. Как глупо: так расслабиться после столь долгого времени! Но я не купался целый год. Слишком хотелось. И все равно нужно было проверить. Но та вода в пруду была нормальной, и я думал…

Он остановился и лежал некоторое время молча. Потом заговорил:

– Можно узнать и сейчас. Не могла бы ты…

– Что?

– Знаешь, как выглядит счетчик Гейгера?

– Эти ваши стеклянные трубочки.

– Да. Умеешь им пользоваться?

– Нет. Никогда не приходилось.

Я принесла меньшую из двух трубок из его чемодана с колесиками, и он показал мне шкалу на одном конце с маленькой стрелочкой, дрожавшей при каждом движении, словно стрелка компаса. На шкале были числа от 0 до 200. Я пошла с ней через дорогу к ручью. В палатке и на дороге стрелка стояла на 5, но у берега поползла вверх. Держась как можно дальше, я поднесла ее на фут к воде. Стрелка прыгнула на 180, почти до упора. А он заходил в воду! Неудивительно, что ему так плохо. Не задерживаясь, я поспешила обратно.