Книга Бездна - Надежда Нелидова

Мы со Светкой всё продумали заранее. Пожелай Маша обойтись без нашей помощи – что ж. Мы и без её приглашения заранее проникли бы на обрыв. Светка присмотрела на тополе удобную широкую развилку, надёжно укрытую листвой. Сидишь как в полированном деревянном кресле, будто в партере. Вид сверху отличный.

После того как Маша признается на камеру, где находится тайник, её роль сыграна. Маша сделала своё дело, Маша может уходить: в обнимку с комом земли в глубокие быстрые воды.

Светка сотрёт всю трогательную чушь, которую наговорила на плёнку Маша, и заберёт камеру себе – аппаратура хорошая, японская, чего добру пропадать? Залезем в Машин пустой дом через лаз в заборе. Достанем драгоценности из тайника, местонахождение которого – это будет так мило с её стороны – Маша сообщит.

У Светки родной дядя ювелир, шустрый мужичок, у него повсюду связи. Это он нас устроил на телевидение сразу после учёбы, с троечными аттестатами. Он поможет с реализацией бриллиантов: за хороший процент, разумеется.

Думаю, и краснобокий белошинный автомобиль с удовольствием оприходует. В тех же автомастерских ушлые ребята разберут на запчасти, сотрут номера – вот такусенькой зацепки, самой крошечной, завалящей улички не оставят. Была машина – и нету, растворилась на просторах родины.

Мы не проживём вырученные деньги почём зря и абы как. Не выбросим на ветер, не сожжём в топке удовольствий: не-ет!

Мы уже всё продумали. Купим пару-тройку просторных квартир в центре города, отделаем по-королевски, сдадим толстосумам по королевской же цене. Станем дауншифтерами.

Забросим потёртые журналистские корочки куда подальше, сделаем ручкой родному телеканалу и Ариадне, и улетим на уютный тихоокеанский островок. И чтобы без этих шуточек, знаете: без землетрясений, вулканов, цунами, тайфунов и прочих природных катаклизм.

Если и будем строчить репортажи, то исключительно о райской жизни в бунгало, типа как в рекламе батончика «баунти».

Пляжный прокалённый песок: жёлтенький и мяконький, как маисовая мука высшего помола. Утомлённое солнце нежно с морем ми-ми-ми. Крокодилы, бегемоты и зелёный попугай. Ковыляющие мохноногие крабы с выпученными глазами на стебельках. Волосатые кокосовые орехи, которые ударом мачете будет ловко разбивать смуглый полуголый туземец и с поклоном протягивать двум белым госпожам (нам со Светкой) идеально половинчатые скорлупки с прохладным душистым кокосовым молоком.

Полыхающие в полнеба пожары апельсиновых островных закатов. Тропические звёзды, которые хочется потрогать пальцем: такими они кажутся крупными и тёплыми. Океанские волны: стеклянные, толстые, дутые – как будто в прибое бесконечно перекатывается туда-сюда гигантская зелёная бутылка, брызжа, шипя, покалывая и свежа лица пеной шампанского…

Мы боимся одного: что наши сердечки не вместят этого счастья и лопнут от счастья прямо в аэропорту у стойки регистрации билетов!

– Ну, начали!

Камеру мы устраиваем на куче веток и камней, вместо штатива. Маша становится на краю обрыва. Ветер рвёт из моих рук плакатик. Подхватывает и уносит обрывки Машиных слов, ей приходится перекрикивать ветер. Одновременно одной рукой она тщетно борется с волосами. Ах, какая мизансцена!

Наступает кульминация. Маша делает театральную паузу… Наши уши на макуше, как у сеттеров, делают стойку.

Тайник устроен в розовом домике для прислуги, под кроватью, под разным хламом. Там сучок в плинтусе – на самом деле это кнопка. Подавить её трижды. Копнуть на полштыка, лопата звякнет о кирпичи… Кирпичи осторожно вынуть…

Всё-таки скудная фантазия у этих гламурных певиц, насмотревшихся бабских детективов. Не удивлюсь, если лопата с костяным звуком ударится об истлевший скелет несчастного мастера, колдовавшего над Машиным тайником – ведь так всегда бывает в детективах.

Уф-ф! Напряжение последних суток не проходит бесследно для нас со Светкой. У меня от слабости дрожат и гнутся коленки. Несколько раз, пока Маша читала текст, я от бессилия опускала плакатик.

Светка вообще, краше в гроб кладут, вся квёлая, как сонная муха. Вот муха подползла ко мне и прошипела в ухо: «Да что с тобой?! Того и гляди в обморок грохнешься».

Значит, я выгляжу не лучше. И это в самый ответственный момент, когда от нас требуется максимум воли и собранности. Сейчас мы должны звенеть как натянутая тетива, сжиматься в железный комок мускулов и нервов.

Но мир продолжает тошнотворно мутнеть и расплываться, двоиться и троиться перед глазами, как в кривом зеркале. Всё подёрнуто пеленой: небо, облака, дерево, обрыв, Маша на краю обрыва.

Вот она подходит к нам. Нагибается, осматривая с профессиональным интересом, как врач.

– Ну что, мышата – кажется, так вас звала Ариадна? Глупенькие, кто же оставляет в таком деле свидетелей? Вы подписали себе приговор в ту минуту, когда предложили свой план. Он жутко примитивный и тупой, как вы сами. Но я заметила: именно примитивные тупые планы претворяются в жизнь как по маслу.

Мы со Светкой сидим, привалившись другу к другу, смотрим на Машу, тяжело дышим и молчим. У меня чувство, что мы тоже смотрим малобюджетный детектив.

Маша брезгливо вытряхивает наши меховые рюкзачки и подбирает с земли выкатившиеся серёжки-капельки. Обдувает и не торопясь вдевает их в уши.

Вытаскивает из плаща кофемолку (я-то думала, чего у неё карман оттопыривается) – и значительно показывает нам. С размаху швыряет её с обрыва. Стеклянная кофемолка с хвостиком электропровода, сверкнув на солнце, исчезает из вида. Спустя довольно продолжительное время мы слышим снизу едва уловимый всплеск.

– А вы думаете, для чего я вас, мелкую шушеру, тащила к себе в дом? – хихикает Маша. – Препарат (она называет коротенькую химическую формулу) действует только в свежеприготовленном виде. Разрушается на воздухе, буквально через десять минут теряет ядовитые свойства. Это минус. Плюс: действует наверняка, никакие промывания не помогут. Сахарная пудра, корица… Так легко незаметно было смолоть с ними таблетку в оболочке.

– А как же?… – шепчет Светка.

– Как же не отравилась я? – подхватывает Маша. – Ненаблюдательные бестолочи: вы даже не заметили, что мои пончики были не напудрены! Признаться, когда белобрысая сказала, что эти пончики страшно есть – я суеверно вздрогнула. Но теперь всё кончено. Вы просто уснёте, мышата. Бай-бай!

У меня слипаются глаза, во рту сухо и странный привкус, будто напихали мятой газеты. Если бы я хотела что-то сказать, кроме липкого шелеста и шуршания ничего бы из себя не выдавила.

Я перестаю чувствовать кончики пальцев на ногах и руках. Потом щиколотки и кисти рук. Холод и онемение медленно, крадучись пробираются от периферии к центру, от конечностей к сердцу… Хочется свернуться калачиком – но нет сил.

– Когда я спрыгну – спасибо за замечательный козырёк, мышата – вы уже будете крепко баиньки. Придётся развернуть камеру чуть вбок… Чтобы она не подсмотрела, как я выбираюсь из обрыва – это совсем лишнее… – подробно и охотно объясняет Маша.