Книга Смерть речного лоцмана - Ричард Флэнаган

Вместо этого они дружно навалились на овсянку – ее состряпал Дерек, правда, она у него подгорела. А спустя пару часов тот же Дерек умудрился вывалиться из Тараканова плота на порожке и зацепился за корягу, застрявшую посреди потока. Не имея возможности выгрести на плотах к тому месту, где бултыхался Дерек, Аляж с Тараканом пустились к нему вплавь, и Аляжу пришлось распороть Дереку спасательный жилет, чтобы вызволить бедолагу из беды. А Таракан помог ему переплыть порог и выбраться на берег. Там клиенты вздохнули с облегчением – они радостно улыбались и смеялись, даже Дерек. Они сжимали его в объятиях, и он отвечал взаимностью – казалось, они праздновали его кульбит как великое свершение. Клиенты смотрели на Аляжа и Таракана с благоговением, и оба лоцмана поняли: отныне, после того как они спасли Дерека, их авторитет бесспорен, и все, что бы они ни сказали, будет воспринято как истина и безоговорочно исполнено; Аляжа такая слепая вера напугала, как это происходило с ним всегда.

– Знали бы они, кто мы есть на самом деле, – шепнул он Таракану.

– Должны же они во что-то верить, – заметил Таракан, – так пусть уж лучше в нас. – Он повернулся, широко заулыбался, хлопнул Дерека по спине и громко проговорил: – Мы твой обратный билет из полной задницы, верно, Дерек?

Дерек согласно кивнул.

– Вы наши палочки-выручалочки, и дальше тоже так будет? – спросил Дерек, еще не успевший оправиться от страха.

– Если только у тебя каша больше не подгорит, – сказал Таракан, не переставая улыбаться.

Второй день выдался жарким, и лоцманы посиживали тихонько каждый на корме своего плота, лишь изредка подруливая гребью[5], и даже их обычно недремлющие глаза, спрятанные за черными, как у рептилий, зрачками «рэй-бэнов», не шарили привычно по сторонам. Они недвижно сидели в слепящем солнечном блеске, точно вараны, вбирающие энергию из мира вокруг и в любое мгновение готовые к броску.

К полудню река едва заметно поднялась, пополнившись водой из многочисленных мелких ручейков, и стала достаточно глубокой – путешественники уже могли грести и таким образом одолели больше километра, прежде чем им пришлось выбираться из плотов и дальше опять тащить их волоком. По бортам плескалась вода, плоты продолжали путь вниз по реке: клиенты, рассевшись по бортам и по одному – с каждого угла, погружали однолопастные весла в воду и усердно гребли. Аляж раскачивался взад-вперед – в такт неспешным рывкам плота. И думал: может, они и впрямь не самая плохая команда – научились же грести слаженно. Сидя на задней подушке, служившей кормой плота, Аляж слегка пошевеливал гребью. Его все так же покачивало, он сидел и думал о своем, глядя, как четверо его спутников протяжно и неспешно гребут в такт. День был теплый, солнце завершало свой медленный спуск в речную долину. Аляж стащил с себя теплую куртку с поддевкой и натянул спасательный жилет с каской.

– А это что еще там за дерево? – спросил Рики, указывая на кромку лесной чащи.

– Erica ragifola[6], – сказал Аляж, узнав растение, которое он видел в питомнике, куда его как-то водила Кута Хо.

– Erica ragifola, – вторил ему Марко.

Они проплывали мимо змей, плескавшихся в заводях и вычерчивавших причудливые зигзаги на тихой водной глади. Проплывали мимо покачивавшихся на воде, точно поленца, утконосов, которые с приближением плотов, откуда раздавались громкие возгласы путешественников, живо погружались под воду, оставляя на поверхности лишь большие пузыри. Путешественники спугнули стайку стрижей, ютившихся на скальном утесе, а потом увидели большого рака, горделиво возлежавшего на бревне у кромки воды и отливавшего на солнце ярким радужным блеском, – ну как тут было не подивиться безупречности его форм.

Они гребли дальше и дальше. Воды в реке теперь было достаточно – и Аляж взялся обучать подопечных правильной гребле. Потом занялся Шиной, показывая, как нужно работать туловищем, чтобы сила гребка исходила от него, а не от рук. Шина освоилась быстро – и теперь, делая гребок, напрягала руки только затем, чтобы вложить в каждое движение всю силу своего тела. Они гребли дальше и дальше. Шина пересела на нос плота и рассказала историю о том, как стала сухорукой. Как в пятидесятые годы, пытаясь излечиться от родимых пятен, прошла в Швейцарии курс лучевой терапии. Как свела родимые пятна, но в результате повредила руку. И как после облучения стала бесплодной. А Дерек сказал, что у него нет детей потому, что он не встретил подходящей женщины, которая могла бы стать матерью его отпрысков, после чего он спросил Аляжа, есть ли у него дети.

– Нет, – невозмутимо отвечал Аляж.

– Подумать только, и мы все оказались в одной лодке, – с улыбкой заметил Дерек.

– Да уж, – сказал Аляж, хотя ни он, ни кто другой вслед за Дереком не улыбнулся.

«Сухорукий или мертвый, – подумал Аляж, – так или иначе, тут или там, все мы сухорукие и мертвые».

Шина, озаренная солнечным светом, рассказывала свою историю беспечно, даже весело. И все время, пока рассказывала, улыбалась. И они гребли дальше и дальше.

Потом они наткнулись на странную троицу, примостившуюся на мшистых валунах возле ручья, питавшего Франклин своими прозрачными бурливыми водами, – двоих парней и девицу, не то пьяных, не то обкуренных, а может, то и другое; девица, в одних видавших виды «адидасовских» трениках, наигрывала нестройную мелодию на носовой флейте, а двое ее спутников пританцовывали не в такт мелодии и в полной, как они потом сами выразились, дисгармонии с ритмами земли. Они приседали и поднимались, стоя на месте, опустив головы и нарочито медленно помахивая руками. У одного волосы были выкрашены в красный цвет и заплетены в жгуты, а другой был лысый как колено, с той лишь разницей, что лоб его был сплошь расцвечен наколками в виде лозунгов, и самый крупный гласил: «Эта Голова Убивает Фашистов». Аляж подвел плот к берегу, неподалеку от того места, где расположилась чудна́я троица, и отправился поговорить с ними, потому как любил знакомиться со всеми, кого встречал на реке, любил послушать последние новости с реки и поделиться своими – из внешнего мира. Никаких новостей у троицы не было – только суждения о состоянии Земли-Матушки, о главном зле и разрушительной природе всего человечества и о великой, всеобъемлющей красоте реки. На самой же реке они обретались с неделю – и за это время успели одолеть расстояние, которое команда Аляжа покрыла за четверть этого срока. Аляж с командой были первыми, кого они повстречали с тех пор, как оставили за спиной Коллингвуд-Бридж, и потом, ничего, кроме танцев да игры на носовой флейте, их больше не интересовало. Оба парня, похоже, страстно желали девицу, а той, похоже, были безразличны оба: ее заботило только одно – погрузиться в состояние высшей гармонии с силами космоса, которые лишь она и была способна постичь. Провианта у троицы было кот наплакал, и Аляж оставил им немного свежих бататов и капусты, хотя, как он потом признался Таракану, не ведал, что творил. Девица кинулась упрекать его только за то, что у него оказались при себе бататы, потому как, по ее словам, пища эта вредная, поскольку в ней чересчур много негативной энергии. Однако, невзирая на упреки психологического свойства, овощи все же приняла. У них была пара стареньких желтых резиновых плотиков в весьма плачевном состоянии: один они называли «Лысый Охотник», а другой – «Искателем фагусов», должно быть, сокращение от латинского названия мирта, Nothofagus cunninghamii. В процессе беседы Аляж обвел наметанным глазом их снаряжение: палубная пробка и фанерные весла, ни одной каски, капковые спасательные жилеты, как будто их откопали еще до войны из трюмов парома Мэнли[7].