Книга Крупнейшие и самые устойчивые мировые состояния - Валерия Башкирова

Более того, господин Ротшильд даже не потрудился выбрать сравнительно благообразный способ сведения счетов с жизнью. И совершенно вульгарно повесился на поясе от собственного купального халата. Не оставив ни малейшего намека на прощальное письмо.

Что уже попахивало судебным расследованием, скандалом, ордами журналистов и полицейских etc, etc.

Лихорадочные звонки непосредственно в Министерство внутренних дел, как и следовало ожидать, не дали необходимого эффекта. Равно как и наивная попытка замаскировать случившееся под «смерть от сердечного приступа».

К некоторому облегчению всех заинтересованных сторон не нашлось и никаких признаков того, что самоубийство было тщательно замаскированным убийством.

Через несколько месяцев энергичной работы следствия факты остались фактами. Ничуть не более увлекательными, чем в день происшествия.

Амшель Ротшильд, четвертый барон Ротшильд, ушел из жизни внезапно, однако по собственному желанию.

Причины такого мрачного желания в точности не известны по сей день.

* * *

Вопреки распространенному заблуждению, Ротшильды никогда не были самой богатой финансовой династией в мире. Или самой древней.

Зато бесспорно – наиболее легендарной.

Бестрепетно поставив на принцип семейственности в бизнесе, Ротшильды добились того, что их имя напрямую ассоциировалось со сказочным богатством, несокрушимым успехом. И тем, что во все времена называлось «стиль Ротшильд».

Каждый, кому посчастливилось родиться в этом семействе, подвергался незаметной, но неумолимой дрессировке, которая годам к двадцати пяти превращала любого подающего надежды шалопая в Ротшильда.

Что означало целый набор знаний, пристрастий, навыков и потребностей. Морально-практический кодекс Ротшильда требовал: быть финансистом высокой квалификации, принимать близко к сердцу жизнь еврейской общины и проблемы благотворительности.

А также – обладать тонким художественным вкусом, полупрофессионально разбираясь хотя бы в двух-трех видах искусства. И украшать свою жизнь разнообразными экзотическими хобби.

Хобби действительно отличались радующей глаз пестротой.

Среди Ротшильдов в XX веке встречались дрессировщики диких животных, коллекционеры шейных платков и знатоки естественных наук. Авторы книг по светскому этикету, пилоты-любители и специалисты по археологическим раскопкам.

А уж художников-любителей, знатоков оперы и коллекционеров – просто без числа.

К концу XX века главные ветви династии находились во Франции, в Англии и Швейцарии. Центром деловой активности, по общему молчаливому уговору, оставался головной офис в Лондоне: банк N. M. Rothschild & Sons, Ltd.

N. M. Rothschild & Sons обладал почтенным возрастом в 192 года. И был последним крупным частным банком Англии, который находился под полным контролем одной семьи.

Ротшильд, которого домашний совет утверждал президентом банка, автоматически признавался верховным главнокомандующим всего клана. Со всей вытекающей отсюда ответственностью. За репутацию, процветание и стабильность.

Амшеля Маера Джеймса как раз на эту должность и прочили. Финансовым гением он, правда, не был. Зато был идеальным Ротшильдом.

* * *

Внешне он напоминал скрипача, а не банкира. Тонкий профиль, нервный рот, тяжелый взгляд.

Деловая жизнь Амшеля началась с издательской деятельности и продолжилась производством… яблочного сока. На одном из семейных предприятий, само собой. (И, разумеется, в качестве высокопоставленного менеджера, а не рабочего на конвейере.)

В 26 лет он женился, в 30 был отцом троих детей. В 32 его приобщили к рынку серебра и управлению частными инвестициями (в Rothschild Asset Management).

Среди его хобби числились археология, садоводство, крикет, реставрация старинных домов. И в особенности – автомобильные гонки. «Пятый бокс, третий заезд, штурман Ротшильд!» – согласитесь, звучит вполне эффектно. В любом случае.

К тому же все Ротшильды охотно придерживались олимпийского «главное не побеждать, главное участвовать». Придерживались до той поры, пока дело не касалось финансов.

Один из многочисленных кузенов как-то сказал об Амшеле: «В покер я бы с ним играть не сел». При всей туманности характеристики, можно отметить: в координатах Ротшильдов это следует считать комплиментом.

В своем офисе Амшель демонстрировал вполне гоночное хладнокровие. А также – способность просыпаться в половине седьмого утра. Писать 50 докладных записок в день и прочитывать 150. Не повышать голоса даже в состоянии ярости. И добиваться своего, не наживая врагов.

Он не был блистателен. Зато – надежен. Вероятно, эта комбинация свойств и показалась семейному совету подходящей для кандидата в Ротшильды номер один.

8 июля 1996 года эта вакансия снова оказалась открытой.

Но все имеющиеся в наличии мужчины семейства Ротшильд были, каждый в своем роде, чересчур неординарны. Или если угодно, не вполне благонадежны.

* * *

Двое из них, вероятно, наиболее легендарные, еще отчасти принадлежали XIX веку.

Элия де Ротшильд, темпераментный и злоязычный, более всего интересовался судьбой фамильных виноградников. Его единственная попытка заняться банковским делом (в цюрихском отделении банка) закончилась стомиллионным убытком и следствием по делу о неуплате налогов.

За Элией еще из 1930-х годов тянулся шлейф эффектных любовных приключений. И слава человека, способного вслух произнести любую пошлость.

(Как-то на великосветском приеме Элия обнаружил, что у одной из приглашенных дам… как бы это поделикатнее выразиться… искусственный глаз. И немедленно заявил об этом во всеуслышание.)

Когда американку Памелу Харриман в 1992 году сделали послом США во Франции, супруга Элии, Лилиан, с облегчением заметила: ну вот, одно посольство, в которое мне теперь не нужно ходить. Роман Памелы и Элии имел место 40 лет назад. Однако Париж все еще переживал его подробности.

Кузен Элии, Ги де Ротшильд, воплощение шика и элегантности, несколько более успешно подвизался в парижском банке Ротшильдов.

Правда, поговаривали, что дело было вовсе не в самом Ги. А в одном из директоров банка. Звали директора Жорж Помпиду.

Расцвет парижского филиала начался, по комичному совпадению, после того как Помпиду стал президентом Франции.

А к началу 1980-х в воздухе завитало предчувствие крупной неприятности. Новый президент республики Франсуа Миттеран объявил программу национализации. Он-то никогда не работал у Ротшильдов.

Ги де Ротшильд проявил темперамент и изобретательность и опубликовал на первой полосе Le Monde яростное сообщение о том, что готов снова перебраться в США – как перед приходом нацистов.

Перепуганное правительство выкупило банк за $110 млн. А злые языки получили возможность сказать, что национализация спасла французских Ротшильдов от банкротства.