Книга Шесть собак, которые меня воспитали - Энн Прегозин

А теперь немного о ковбоях. Ковбои, благодаря телевидению, были очень популярны в пятидесятые. Из всего нашего квартала мы последними купили телевизор, и, усаживаясь перед большой деревянной коробкой с маленьким экраном, завороженно смотрели сериал «Рой Роджерс и Дейл Эванс» о жизни ковбоев. Этот сериал нравился всем: Рой Роджерс импонировал мальчикам, Дейл Эванс – девочкам, Триггер – поклонникам лошадей, а немецкая овчарка Буллет – любителям собак. Джип, на котором они иногда ездили, нравился всем детям, которым, независимо от того, любили они ковбоев или нет, для полного счастья необходимо было увидеть машину. Так как в каждой серии Рой и Дейл с помощью Триггера и Буллет всегда наказывали плохих парней, то мы не переключали канал, пока не звучала финальная песня.

Как и миллионы детей в пятидесятые, мы расхаживали в ковбойских шляпах, с пластиковыми пистолетами, с кобурой и другими купленными в магазине ковбойскими принадлежностями. Но главное, что мы извлекли для себя из этой забавной одержимости, так это любовь к лошадям. Благодаря нашей маме мы все трое занимались верховой ездой и весьма в этом преуспели. Проблема состояла в том, что мы арендовали лошадей только на час, и это было прекрасным, но кратковременным занятием. К тому же лошадей нельзя было брать домой. Зато мы могли превращать в лошадей своих питомцев. Что мы и делали!

Игра называлась просто «Лошади». Чтобы достичь хоть какой-то правдивости, мы делали из веревок уздечки и поводья для собак. Они кашляли и вырывались, в ответ на все наши усилия накинуть на них поводья, но все-таки мы добивались успеха и ехали по коридору на своих собаках-лошадях в «укрытие» – в конец коридора, где привязывали «лошадей» к перилам и слезали с них. Но так как для продолжения игры «лошади» нам были все еще необходимы, мы возвращались к ним и развязывали поводья. Собаки радостно бежали в другой конец коридора, который был «городом», где их снова привязывали к перилам.

Распределение «лошадей» было следующим: я брала себе Моппет, это не обсуждалось, потому что она была моей. Оставались Бью и кошка. Бью доставался Пауле, так как она была старшей. А моему бедному брату оставалась кошка. Собаки выдерживали эту бессмыслицу, а вот кошка нет! Одно неверное движение уздечкой из веревки – и кошка сбегала.

Брат бежал на кухню жаловаться маме, что мы с Паулой «оседлали собак!». Мама говорила: «Дайте брату поиграть с Моппет или Бью». Но мы не давали. Если он упустил «лошадь», значит, должен играть без нее. С кошкой или без кошки, но мы играли в «лошадей» и не только в дождливую погоду. На улице могло сиять солнце, а наша троица часами бегала по коридору. Уверена, что мы играли и на заднем дворе, но я не помню этого, зато помню, что, немного повзрослев, мы играли в «лошадей» в парке Мак-Кинли.

Это был маленький парк, но нам он казался огромным – с высокими покатыми холмами, деревьями, травой, мощеными дорожками и небольшой площадкой для игр с качелями и горкой. Только нам не было дела ни до площадки для игр, ни до мощеных дорожек. Мы играли в «лошадей» не на дорожках, мы сами протаптывали себе тропинки между кустов, делали «убежища» среди зарослей и привязывали собак уже не к перилам, а к толстым стволам деревьев. Игра проходила среди настоящей травы, грязи, булыжников и ветвей.

Атмосферу приключений и навыки выживания, приобретенные здесь (не терять друг друга и собак), мы применили в более крупном масштабе какое-то время спустя, когда решили, что нас не ценят дома (слишком много ссор и споров из-за беспорядка в комнатах, а телевизор включают редко). Чтобы пресечь такое отношение, мы решили сбежать из дома. Следующим утром мы загрузили в мою красную коляску (теперь украшенную царапинами от когтей Моппет) арахисовое масло, бутерброды с желе, пачку крекеров, взяли Моппет и Бью на поводки и отправились в путь. Проходя квартал за кварталом, мы съели бутерброды и большую часть крекеров, так что к тому времени, как мы расположились в зарослях кустарника отдохнуть, наши запасы еды почти закончились. К полудню идея сбежать из дому стала казаться уже не такой великолепной, мы оставили все мысли об этой новой жизни под кустами, доели оставшиеся бутерброды и отправились домой на обед.

А затем появились щенки.

Хочу сказать: в пятидесятые годы животных редко кастрировали. Нечасто можно было услышать, что собаку стерилизовали и теперь у нее не будет щенков. Такое заявление встречалось с сожалением. Сегодня к этому относятся по-другому. Теперь на плечи человека, который не кастрировал свою собаку, ложится большая ответственность.

Но если стерилизация была редкостью, то о сексе у собак (как и у людей) я тогда ничего не знала. Помню, как в пятом классе одна девочка рассказала мне о половой жизни, но услышала от меня в ответ «Ты что, шутишь?»

Потом я увидела Моппет и Бью посреди кухни, «склеенных» друг с другом (это событие, естественно, случилось в тот самый день, когда пришел мастер ремонтировать стиральную машину. Ошеломленная таким поведением мама попыталась растащить собак, но не сумела и заслонила их от меня фартуком) Потом я соединила это событие с выводком щенков, появившимся через некоторое время, и произнесла еще одну фразу «Боже мой, так это правда!»

Пройдет много лет, и еще у одной моей собаки появятся щенки. Но они будут запланированными, спаривание произойдет в собачьем питомнике под наблюдением кинолога, мне еще придется заплатить, чтобы ее пес, крупный датский дог с отличной родословной, смешал свои гены с генами моего датского дога. Возвращаясь в прошлое, скажу, что у Бью были еще щенки. Это произошло так. Однажды соседский ребенок решил, что его Муффи, у которой в это время была течка, пора освежиться и вывел ее на улицу. Там он с ужасом увидел, как появившийся неизвестно откуда большой пес незамедлительно повязал его собаку. То же самое произошло и в первый раз, когда моя захлопотавшаяся мама, которая едва справлялась с тремя детьми, упустила Бью из виду на несколько минут, а он за это время успел вступить в отношения с Моппет, у которой была течка. Так что «Бродяга», которого мы подобрали и которому открыли наши сердца, «отблагодарил» нас за нашу любовь, оплодотворив посреди кухни породистую суку кокер-спаниеля. Щенки Моппет стали для меня главным событием, а все остальное я помню плохо. Помню, как она забеременела, а как протекала беременность, не помню. Помню сам факт появления щенков, но не помню, как этот происходило. Что касается щенков, то я помню их целым выводком, и только одного из них – отдельно. В отличие от щенков Леди и Бродяги из уже упоминавшегося мультфильма, трое из которых были похожи на Леди, а трое – на Бродягу, щенки Моппет и Бью походили сразу на обоих родителей. Все они были черными. У большинства имелись белые пятнышки на шее. У некоторых был один или два беленьких «носочка». Каждый имел длинный хвост и маленькие висячие гладкошерстные уши. Но все они были очень милыми. Родители каждый день говорили мне: «Не привыкай к ним. Не привыкай». Но, конечно же, я к ним привыкла и, когда пришло время расставаться, очень страдала.

Тогда я впервые увидела пример собачьего материнства. Оно не было похоже на материнство, с которым я столкнулась позже, спустя пятнадцать лет, когда родились щенки Деллы, суки датского дога. Пожалуй, Моппет отнеслась к материнству как к чему-то неестественному и несерьезному. Она просто делала то, что должна была делать – кормила щенков, вылизывала их, следила за ними. Но делала это без особой, всепоглощающей страсти, какая иногда возникает у некоторых матерей.