Книга Партизан Лейбу - Василий Гурковский

Мужик поехал дальше, Тобиас зашел в указанный дом Там было несколько человек, в основном, женщины. Увидев вошедшего молодого незнакомого парня, они начали креститься, обступили его, ощупывали, не веря своим глазам. Затем начали плакать и причитать. Одна из них, наверное хозяйка дома, у которой сына убили, бросилась Тобиасу на шею и запричитала: «Господи, может это ты мне сына послал, спасибо тебе! Сынок, можа останешься в нас, за сына будешь? Нам же жить с дедом как-то нада». Тобиас вежливо сказал: «Мне надо партизан, а то меня убьют».

Женщины накормили его и одна из них огородами провела его на край села, показала куда и как идти дальше, если он думает найти партизан.

Пошел уже по лесной дороге, показалась очередная деревня. Малые белорусские деревни, но люди в них жили замечательныю. Тобиас зашел в первый попавшийся дом. Старик со старухой напоили его вкусным пенистым напитком, настоянные на каких-то ягодах, расспросили, что и как, откуда он и что делает в этих местах. По виду хоть и свой, а все же…

Тобиас прямо им сказал: «Я партизан ищу, хочу стать партизан, другой дорога нет». Наверное, хозяева ему поверили и сказали: «Мы тебе, добрый человек, сейчас что-то покажем». В Белоруссии в каждом доме есть подвал или подпол, а картофель и корнеплоды хранят во дворе, в ямах или кагатах. Когда они повели его на огород, из одной ямы вышел молодой парень в советской форме с петлицами младшего лейтенанта. Это был их сын, выбравшийся из окружения и тоже собирающийся отправляться в лес к партизанам. Познакомившись с Тобиасом, парень сказал: «Иди на Михайловичи, там тебе скажут, куда идти дальше. А сейчас иди в сторону речки».

Действительно, через одно село, на берегу реки деревня – Михайловичи. Надо было перейти речку. Из леса как раз несколько мальчишек выгнали небольшое стадо коров. Тобиас пристроился, вернее, затерялся между животными и вместе с ними перешел речку вброд. Она была неглубокая, с мягким илистым дном.

Через небольшой лесок – деревня. Новые дома, в один ряд, все деревянные. Тобиас зашел в одну хату и обомлел. Прямо в передней комнате за столом сидел чешский солдат, что-то кушал. Винтовка стояла рядом. Солдат посмотрел на Тобиаса, что-то хотел сказать, но тут появилась из другой комнаты хозяйка и сразу обратилась к вошедшему: «Сынок, у меня еды больше нет, иди, если хочешь, к соседке».

Упрашивать Тобиаса долго не пришлось. Он выскочил из дома и быстро пошел вдоль по улице. А улица была, как и во многих белорусских селах, одна. На подходе к очевидному центру Тобиас увидел еще более невеселую для себя картину. Посреди улицы, на сложенных бревнах сидело довольно много людей, а перед ними стоял и что-то говорил чешский солдат. «Ну вот и все, – подумал Тобиас, – сзади чехи, спереди чехи, людей полно, наверное, мой «отпуск» навсегда закончился».

Выбирать было не из чего, и он буквально бегом понесся мимо собравшихся людей. Боковым зрением он увидел, что на солдате чешский солдатский френч и фуражка, а брюки были черные и заправлены в сапоги. Разбираться в форме одежды не было времени, Тобиас, собрав все свои силы, бросился к выходу из деревни. Он заметил, что солдат бросился за ним, и это еще больше подхлестнуло его. Кроме жизни ему терять было нечего. А она со временем становилась ему все дороже.

Забежав за бугор, Тобиас залег в заросший бурьяном кювет и затаился. Чех пронесся мимо, он потерял несколько минут на старте, потому слегка отстал. Минут через десять он, тяжело дыша, пошел обратно в деревню. Когда солдат приблизился к месту, где прятался Тобиас, тот увидел на головном уборе чеха вместо форменной кокарды красную ленту партизана. Тобиас выкатился из кювета на дорогу, сел и заплакал Затем они вместе пошли в село.

Тобиас плакал и говорил: «Возьмите меня с собой, я от вас больше не уйду, поймают теперь, точно убьют». Подошел второй чех, тот, которого Тобиас увидел в доме. «Ты прости, парень, но мы не можем взять тебя с собой, не имеем права, Мы идем на операцию», – сказали чехи-партизаны.

Тобиас подумал, что они врачи, раз идут на операцию, но у них были другие дела.

Чехи оставили Тобиаса у одного старика, который в Первую мировую был в плену у немцев и сносно говорил по-немецки. Два дня Тобиас пожил у него, но больше он ждать не мог. Близкая возможность свободы и одновременно близкая возможность вернуться в лагерь не давали ему успокаиваться, а двигали вперед. И он пошел дальше. Километра через два начиналось село Куритичи, большое, длинное, но до него Тобиас не дошел, сил не хватило. Он упал на окраине села и лежал рядом с дорогой, просто обессилевший от всего на него навалившегося.

Его нашли загонявшие коров женщины. «Сынок, – сказали они, – шо ж ты тута ляжишь, споймають тебе, у нас же в деревне полно полицаев».

Под вечер привели его в какой-то дом в середине села. Хозяин – мужик-плотник.

Позже Тобиас поймет, что наверняка все сельские мужики-белорусы – плотники и столяры, мастера на все руки по дереву. Они и мебель, и окна-двери, да и весь дом могут сами построить.

Когда он зашел в дом того старика-плотника, там кроме хозяина находилась старая мать и три молодые девушки-дочери, одна вообще еще подросток.

Встретили опять приветливо, как своего. Приглашали остаться у них, к нам мол приходят партизаны, пережди немного времени, но Тобиас уже не мог ждать на месте, и через пару дней, поблагодарив хозяев, ушел дальше, в глубь лесов. Прошел через деревни Млынок, Стабрюки, Класово, Тарасевичи. Куда бы он не заходил, везде его принимали, кормили, лечили, что-то советовали и обязательно предлагали остаться, дождаться партизан у них. Тобиасу было невмоготу ждать и он, хотя и с сожалением, каждый раз расставался с этими красивыми, открытыми и добрыми людьми, которые считали его, в принципе чужого им человека, своим, причем, сразу и без всяких условий. Отдавали ему, может быть, последний кусок хлеба или какую-то тряпку как своему родному.

Наконец Тобиас дошел до большой солидной деревни Бобрик с хорошими домами. На краю села, когда он сел отдохнуть на скамейку, к нему подошли три человека в советской военной форме, официально обратились к нему на вы: «Кто Вы такой?» и повели его в какой-то дом. Там посадили его на табурет, сами сели с трех сторон и попросили рассказать о себе. Тобиас добросовестно рассказал на разных языках про свою, пока короткую, но насыщенную всякими неприятностями жизнь. Военные внимательно его выслушали, задавали наводящие вопросы, потом один из них, возможно старший, сказал: «У вас многое не увязывается. Называете себя евреем, а языка еврейского не знаете, волосы у вас русые, глаза голубые, да к тому же по-немецки и французски говорите свободно. Кто же Вы такой на самом деле, может провокатор или лазутчик какой? Зачем Вам так нужно попасть к партизанам?»

Говорил старший по-немецки. Тобиас сказал: «Я не знаю, что мне еще сказать и как доказать, что я не шпион, делайте со мной, что хотите, только не оставляйте меня немцам».

Потом вызвали еще двух человек, как оказалось позже, бывших милиционеров и те повели Тобиаса в лес. Оба они были не местные и очень разные по характеру. Один, нормальный вроде бы парень, второй – классический довоенный милиционер с должностной придурью. Уже на входе в зону отряда он сказал первому сопровождающему: «А давай проверим его. Он говорит, что даже стрелять не умеет. Сейчас посмотрим». Он вложил в руки Тобиаса винтовку, сам за него прицелился сбоку и сам же выстрелил. Попал в дерево. «Видишь, – закричал он, – а говорит – стрелять не умеет. Шпион он, это точно». На выстрел сбежались партизаны. Выяснили, кто и зачем стрелял. Они видимо хорошо знали того «бдительного» милиционера-партизана, поэтому предупредили его, чтобы не играл в дурацкие игры и не трогал парня. Раз поручили тебе привести его в отряд, значит, веди и не выделывайся. Буквально через четверть часа Тобиас был в партизанском лагере. Наконец свершилось!