Книга Путь к золотым дарам - Дмитрий Баринов

— Росы, воины Солнца! Именем светлых богов — на Цернорига! Не должно быть пекла на земле!

Золотистый луч ударил вверх из Колаксаевой Чаши, и следом тысячи мечей, копий, секир поднялись к небу.

Между густой дубравой и берегом Прута раскинулось большое село. Среди белых мазанок выделялась одна — самая большая и высокая, крытая не камышом, а деревом. Семь дверей было у неё, и над каждой — по паре оленьих рогов, а внутри — семь покоев и ещё один — самый обширный. На стенах его красовались рога оленей, туров и зубров, головы вепрей, висели мечи — скифские в золотых ножнах, кривые дакийские, длинные сарматские, замысловато изукрашенные кельтские. Пол устилали шкуры медведей, волков, рысей. Вокруг очага стояли обильно накрытые дубовые столы. Оленьим домом называлось это жилище, и сюда всякий раз возвращался его хозяин, который большую часть года ездил по стране, пируя, охотясь и собирая дань.

За столами сидели хорошо одетые люди — бастарны и даки, венеды и языги. Кафтаны, отороченные золотыми бляшками, соперничали с пёстрыми плащами, бронзовые эмалевые застёжки — с золотыми гривнами. Презрение к роскоши, не нужной мудрым, выражали лишь чёрные плащи друидов.

Говорили за столами большей частью по-германски. Три века назад отважные кельты смешались тут с не менее отважными германцами и весёлыми фракийцами, да так смешались, что остальные кельты прозвали их всех «бастарнами» — «незаконнорождёнными». Сейчас кельтскую речь сохранили лишь друиды. Царь, его дружина и все, кто хотел с нею сравняться, предпочитали германскую речь. Ну а словенскую и дакийскую оставляли для тех, кто кормил всех этих мудрейших, храбрейших, ещё и богатейших.

Во главе стола сидел в резном кресле из красного тиса человек с гордым властным лицом и великолепным телом воина и охотника. Его волосы и пышные вислые усы были выкрашены в золотистый цвет, сквозь который проглядывала естественная чернота: слишком много было в роду у хозяина дома черноволосых фракиек. Шею охватывала массивная золотая гривна с бычьими головами на концах. По-кельтски его величали «риг» — царь, по-германски — «конунг», а по-венедски — «князь». Имя его — Цернориг — означало «Царь-Олень», а ещё «Высочайший, Могущественнейший Царь». Венеды же за глаза называли его Чернорогом.

В углу стояло высеченное на белокаменной плите изображение покровителя царя — Цернунноса, хозяина зверей и подземного мира. Бог сидел поджав ноги, держа в руках гривну — знак богатства — и змею, окружённый зверями — оленями, турами, вепрями, львами. Из его оленьих рогов вырастали ветви с листьями. Церноннос наделял своих почитателей богатством и мудростью. Сколь богат царь бастарнов и как мудры его друиды — знали все. Были и другие покровители, которых боялись лишний раз помянуть вслух: Трёхликий, владыка тьмы, и Кромм Круайх, Кровавая Голова.

Голубые глаза царя поглядывали на собравшихся с едва скрытым презрением. В его царстве все — словене, даки, коренные бастарны, языги — грызлись между собой: из-за земель, добычи, царских подарков. Все наперебой выслуживались перед царём и наговаривали ему друг на друга. Каждый сынок старейшины мечтал выбиться в царские дружинники, каждый ученик деревенского колдуна — в друиды. Вот этим и держалось царство бастарнов, пережившее все остальные царства гордых кельтов (кроме пятерых царств в далёком Эрине[11]). Оно устояло даже после того, как восемь лет назад Плавтий Сильван увёл за Дунай большую часть коренных бастарнов, а их земли заняло дакийское племя карпов[12]. Всем, кто только вкусил власти над людьми, хотелось тут сделаться настоящими бастарнами и гордо покрикивать на своих соплеменников по-кельтски или по-германски.

Столь же презрительно глядел на лучших людей царства бастарнов верховный друид Морвран, Ворон Смерти, сидевший слева от царя. Вопреки кельтскому обычаю, он не красил своих длинных чёрных волос. Обрамляя его худощавое безжалостное лицо и сливаясь с таким же чёрным плащом, они делали вид жреца ещё более пугающим. Так же, как чёрная борода и выглядывавшее из-под неё золотое ожерелье с подвесками в виде отрубленных голов. Царь покоряет людей силой и щедростью. Жрец — страхом. Пусть боятся мудрости, которой сами не владеют, богов, которых не могут подчинить. Этому страху подвластен даже храбрейший воин, даже высочайший и могущественнейший царь. Значит, есть власть и над ними. Недаром зовётся верховный друид «риг друадх» — «царь друидов», а его голову венчает бронзовая корона с двумя арками, перекрещивающимися над выстриженной макушкой.

Царевичу Гвидо, сидевшему справа от царя, красить волосы не было нужды. От своих кельтских предков он унаследовал и золото волос, и отвагу, и любовь к славе. А от отца — презрение к своему народу, на который он смотрел как на свору вечно грызущихся собак, требующую твёрдой руки с плетью и подачкой.

Рядом с Морвраном пристроился неприметный человечек с чёрной бородкой. Он называл себя на кельтский лад Буссумаром, но словене хорошо знали его как Бесомира, опытного и злопамятного колдуна. За хорошую плату умел он навредить и человеку, и целому селу — хоть волком оборотить, хоть порчу наслать, хоть град, хоть скотину сгубить. А тем, с кем не ладил, мог устроить ещё худшее, и даром. Не без труда добился он звания младшего друида, но Морвран доверял ему больше, чем многим старшим жрецам, — из-за готовности услужливого и ловкого венеда выполнить что угодно.

Сейчас лучшие люди земли бастарнской, уже изрядно захмелев, слушали барда. Бард был из венедов, пел по-германски. За отменный голос ему прощали и нечистый выговор, и не очень складный перевод старинной кельтской песни. Песня была о славном царе Бренне, как он разгромил один воинственный городок, взял его, а на крепость сил тратить не стал, только содрал изрядный выкуп. Городок тот назывался Рим.

Прерывать барда никто не смел, и лишь по окончании длинной и вычурно сложенной песни дружинник доложил, что прибыли послы царя росов. Цернориг небрежно махнул рукой, и в пиршественный покой твёрдым шагом вошли Сагсар, его сын Неждан и дреговицкий княжич Всеслав. Княжич, белобрысый, совсем юный, выступил вперёд:

— Князь Цернориг! Ты владеешь этой землёй не по праву. Это земля сколотов-траспиев, а мы, дреговичи, их потомки. Ардагаст, царь росов и венедов, говорит тебе: уходи из Приднестровской земли, оставь её дреговичам, не оскверняй больше священных городов — Богита и Звенигорода. Иначе не станет ни тебя, ни царства твоего!

Цернориг окинул юного посла пренебрежительным взглядом и, не удостаивая ответом, кивнул одному из словенских старейшин. Тот встал, опершись кулаками о стол, и взревел рассерженным медведем:

— Мужи бастарнские! Это что же выходит: мы все, словене, даки, бастарны, языги, не по праву тут живём и должны эту землю отдать вам, жабам из дреговины[13]? Нет уж, мы на пустую землю пришли и никаких таких траспиев тут живыми не видели.