Книга Рудольф Нуреев. Я умру полубогом! - Елена Обоймина

«Я сразу почувствовал, что Ленинград — это город, способный неуловимо соответствовать любому настроению. Часто ностальгический и печальный, обращенный в прошлое, он вдруг в солнечных лучах представал бодрым и веселым. Его старинные каменные фасады выглядели вечными и живыми». (Рудольф Нуреев)

К тому же имелась и еще одна важная причина, по которой следовало выбрать Ленинградское хореографическое. Аккомпаниатор Ирина Воронина приложила немало усилий для того, чтобы Рудольф попал именно сюда. Собрав подписи представителей балетной элиты из Уфы, она направила в Министерство культуры Башкирской республики письмо с предложением направить Нуреева на учебу в Ленинград. Из министерства пришел благоприятный ответ, о чем Рудольфу было известно.

Решение было принято: Ленинградское хореографическое! По возвращении в Уфу Рудик вновь заработал денег (как он сам рассказывал впоследствии, давал уроки танца не где-нибудь, а в артели сапожников!), купил билет до Ленинграда и отправился в путь.

Глава 2

В ленинградском хореографическом училище

Как только Рудольф прибыл в Ленинград, сразу же помчался к училищу на улице Зодчего Росси. Подумать только: здесь начинали свой путь почти все прославленные представители русского балета — Анна Павлова, Тамара Карсавина, Матильда Кшесинская, Павел Гердт, Алексей Ермолаев, Вахтанг Чабукиани и Джордж Баланчин… «Все они бежали по этой прекрасной улице. В свой первый визит туда я явственно слышал эхо всех моих кумиров», — признавался Рудольф спустя годы.

В училище в это время — в самом разгаре ремонт и уборка перед началом занятий. Оглядевшись, Рудольф обратился к пробегавшему по коридору мальчику:

— Я хотел бы поговорить с товарищем Шелковым.

Шелков был директором школы.

Вдруг отозвался проходивший мимо мужчина:

— Шелков — это я. Что вы хотите?

Не моргнув глазом, несколько вызывающе юноша из Уфы ответил:

— Я — Рудольф Нуреев, артист Башкирского театра оперы и балета. Я хотел бы здесь заниматься.

Шелков улыбнулся. Вероятно, подумал, как показалось Рудольфу: «Это какой-то самонадеянный дурачок из провинции». Однако ответил весьма любезно, что прибыл молодой человек слишком рано, занятия начнутся только 24 августа. К этому времени и нужно явиться на экзамен.

Обнадеженный Рудольф вышел на улицу. Впереди — целая свободная неделя! Он собирался прожить ее у Удальцовой, своей преподавательницы, которая как раз в это время, как и каждый год, гостила в Ленинграде у своей дочери, врача-психиатра.

С раннего утра и до позднего вечера Рудольф изучал Ленинград. В соответствии со временем дня он заметил, что город может быть строгим, суровым и бесстрастным; его каналы и белые каменные дворцы придают ему холодный и сдержанный вид, а затем ночью, с гуляющими студентами на улицах, он вновь становился веселым, оживленным городом.

Невозможно было устоять от прогулок по Невскому проспекту, вокруг Эрмитажа, Казанского собора… Рудольф съездил в Петергоф, посетил летнюю резиденцию царей, располагавшуюся в самом прекрасном парке, который юноша видел когда-либо.

По вечерам Анна Ивановна Удальцова рассказывала ему о прошлой жизни — как она была выслана в Уфу, как ее сестра, которая была замужем за богатым московским купцом, прятала в одежде все свои драгоценности. Куда бы она ни шла, муж следовал за ней с пистолетом и никогда не выпускал из вида. «Он выглядел этаким современным Отелло, неистово охраняющим свою хорошенькую молодую жену от нежелательных поклонников. Но на самом деле он так упорно защищал остатки своего богатства», — уточнял Рудольф позже в своей «Автобиографии».

Наконец наступил долгожданный день экзамена. Юные танцовщики со всех концов страны прибывали в первые дни каждого учебного года на экзамен, чтобы оценить свои способности. Некоторые, подобно Рудольфу Нурееву, рассчитывали на стипендию, другие сами платили за помещение и питание.

Рудольфа экзаменовала Вера Костровицкая, один из старейших педагогов училища. Юноша почувствовал, что она очень внимательно наблюдает за исполнением требуемых упражнений и обязательных для экзамена прыжков. Кроме этого Рудольф представил на суд комиссии бравурную мужскую вариацию из балета «Эсмеральда», еще в 1930 году переработанную и усложненную виртуозным Чабукиани.

После выступления Костровицкая медленно подошла к тяжело дышащему Рудольфу и сказала перед всем классом:

— Молодой человек, вы можете стать блестящим танцовщиком, а можете и никем не стать.

Немного помолчав, она добавила категорически:

— Второе более вероятно.

Спустя годы Рудольф пояснял сказанное ею:

«Я понял, что означают эти слова: я должен буду работать, как сумасшедший. Костровицкая смогла увидеть, что мои манеры, весь стиль моего танца был мягкий и воздушный, но ничего в нем не было от уверенной и сознательной техники. Вопрос был в том, что сможет ли моя природная непосредственность быть использована при дальнейших занятиях или все, что я умею теперь, разрушится и умрет? Костровицкая имела в виду, что для того, чтобы превратить мой выразительный дар в прочные профессиональные навыки с твердым внутренним контролем, я должен работать, работать и работать больше, чем кто-либо другой в школе.

Тот факт, что я до сих пор почти не занимался танцем, придавало моему танцу индивидуальную окраску В нем не было и намека на сухой стандарт. Я относился к танцу с энтузиазмом, как когда-то ребенком. Но теперь мне надо было создать твердые, хорошие мускулы, без которых танцовщик скоро спадет, как марионетка с порванными нитками.

Я должен был создать в себе надежный внутренний контроль и тогда увидеть, какая же половина предсказаний Костровицкой окажется верной!»[8].

Очевидец того экзаменационного выступления высказался более определенно: «Отсутствовала линия. Отсутствовали ноги. Композиция разваливалась. Он как-то разбрасывался, занимая собой слишком много места».

* * *

Итак, мечта Рудольфа сбылась: он принят в хореографическое училище. Все это похоже на сказочный сон, и ты вот-вот проснешься… Занятия должны начаться 1 сентября, впереди еще пять дней для устройства. Нуреев хорошо понимал, что с этого момента его жизнь должна быть подчинена суровой дисциплине, и ничего не имел против этого. Все, что его действительно интересовало, — это танец. Он должен, просто обязан научиться танцевать так, чтобы быть первым. То, что обычно занимало его сверстников, — спорт, выпивки, разговоры о девушках, — мало его привлекало.

Утром, в день его прибытия в школу, Рудольфу показали комнату, где он будет жить. В общей спальне, просторной светлой комнате с широкими арочными окнами, помещалось двадцать учеников. Теснота домашнего жилища в Уфе осталась позади. Как, наверно, приятно отдыхать здесь!