Книга Рапсодия в стиле блюз - Елена Мищенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«… И к нему привели флорентийцев, и немцев, и прочих
Иноземных мужей, пивших чару вина в один дых.
И пришло к нему двое безвестных владимирских зодчих,
Двое русских строителей, статных, босых, молодых…»
При этом он сделал паузу после слов «в один дых» и продемонстрировал с большим энтузиазмом, как он выпивает чару вина в один дых. Его тут же попросили эти стихи не повторять, так как вина на всех не хватит.
Провели конкурс на архитектурно-строительные анекдоты. Запомнилось два премированных, отдавших дань новым индустриальным конструкциям, к которым большинство относилось скептически и в перспективность которых мало кто верил:
1. Товарищ прораб, товарищ прораб! Четырехэтажник 2-17 рухнул.
Вот балбесы, сколько раз я говорил, не разбирайте леса до того, как наклеете обои.
2. Комиссия принимает новый панельный дом.
А теперь, товарищи, давайте проверим звукоизоляцию помещений. Вы, Иван Иванович, идите в соседнюю квартиру и оттуда громко задайте мне какой-нибудь вопрос.
Иван Иванович вышел. Через две минуты послышался его голос:
– Петр Петрович, Вы меня слышите?
– Не только слышу, но и вижу.
Возвращались последним катером. Настроение было боевое. По дороге пели почему-то военные песни. Через Пионерский сад по лестнице поднимались уже в сумерках. На «Жабе» – популярной танцплощадке играли духовики: «В городском саду играет духовой оркестр…» и кружились пары в вальсе.
Отец был дома. Он сидел за столом и работал. Он всегда вечером или работал, или читал. Телевизор он не любил (у нас был КВН с линзой). Читал он тоже сидя за столом, дивана не признавал.
– Возьми поешь. Есть хлеб, сайра и сыр. Можно подогреть чай. Отличный ужин.
После смерти мамы он перешел на странную диету. Он купил банок двадцать сайры (она тогда не была в дефиците) и полголовки сыра, который нещадно засыхал. Мяса он не ел. Обедал в академическом буфете. За все время нашей совместной жизни отец ни разу не был на кухне. И поэтому, когда я иногда делал дома салат или яичницу, он сильно удивлялся, откуда у меня такие кулинарные способности. Сам он ничего кроме чая приготовить не брался.
– Спасибо. Я не голоден. Скажи-ка мне лучше как заведующий нашей кафедрой, как наш архитектурный теоретик и корифей, куда нам дальше двигаться в архитектуре? Неужели на совещании в Москве ничего определенного не решили?
– Опыт последних тридцати лет показал, что, оказывается, не архитекторы определяют дальнейшие шаги своей деятельности, а совсем другие люди, очень далекие от архитектуры. Об этом распространяться не советую. А на совещении решили, что, во-первых, архитекторов нужно бить за все, и за левые, и за правые отклонения, что, во-вторых, – конструктивизм имеет много хорошего, но пользоваться им не рекомендуют, так как это низкопоклонство перед Западом. А пока берите все старые планировочные схемы и сдирайте с фасадов все декоративные элементы. В общем – туман. Но в этом тумане проблеснуло одно рациональное зерно – малометражные квартиры. Это, пожалуй, единственный способ бороться со страшной нехваткой жилья и с коммуналками. Так что советую этим заняться. Это, конечно, не так увлекательно, как крупные архитектурные ансамбли, но, тем не менее, интересно. Я на эту тему уже сделал ряд проработок.
Наш Блюз, к сожалению не мог сыграть ту роль, которую мы на него возлагали – определение новых путей в архитектуре. Однако очень многие студенты, особенно дипломники, были благодарны Блюзу за помощь. Он многим помог вытащить диплом и курсовые работы. Мы с Батей изучили творчество мастеров Баухауза и работы Ле Корбюзье. После этого нам удалось создать макет виллы Кук и мы думали, что уже на диплом нам дадут развернуться. Однако нам этого не дали. Батя сделал преддиплом наполовину, а от диплома вообще отказался. Уговаривали его все: и деканат, и партбюро, и дирекция, и мы – его приятели. Мы ожидали, что он выступит с какими-нибудь принципиальными высказываниями и возражениями против новых требований к архитектуре. Но аргумент у него был один:
– Зачем мне нужен диплом?
– То-есть как зачем? А как же без диплома? Ведь ты же захочешь работать архитектором.
– А меня и так берут работать архитектором в шестую мастерскую Киевпроекта. Я уже даже эскизирую конкурсный проект музея Ленина в Москве для бригады Милецкого.
Толик осел в Киевпроекте, женился и отпустил совсем неуправляемую бороду «а ля Карл Маркс».
У меня тема диплома была суховатая, планировочная – Киевский район Чоколовка – в это время там был еще пустырь. Отец посоветовал мне включить в диплом разработку двух типов жилых домов для этого района с малометражными квартирами. Особенно я гордился 12-этажным точечным домом. Мне удалось выкрутить планировочную схему, в которой восемь квартир выходили на одну лестничную клетку. Тогда это был рекорд.
Работы было много – 14 досок. «Китайцы» у меня были добровольные, самого высокого класса. Покраску генплана взялась сделать Клара Георгиевна Демура – ассистент кафедры, покраску фасада точечного дома взял на себя Юра, причем он решил красить гуашью, что тогда было внове. Остальные 12 досок красил я сам. Отец в мою работу уже не вмешивался. Он считал, что тут я должен показать полную профессиональную самостоятельность.
Когда работа была закончена, произошло неприятное событие. К нам в гости зашел мой дядя – профессор живописи Михаил Аронович. Отец предложил мне расставить доски и похвастать перед ним законченной работой. Особое внимание дяди Миши привлек фасад точечного дома, на котором Юра изобразил гуашью декоративные облака.
– Все это смотрится хорошо, – заявил он, – но вот на этом подрамнике нужно кое-что обобщить. А ну-ка дай мне воду и большую акварельную кисть.
Ничего не подозревая, я выполнил его просьбу. Долгая работа в одиночку сыграла с ним злую шутку, а заодно и со мной. Мне не могло в голову прийти, что он никогда не работал гуашью, и принял ее за акварель. Он привычным движением зажал подрамник между колен и начал обильно поливать облака водой и размазывать их кистью. Облака потекли на фасад, залили его серо-зелено-голубой краской и фасад просто исчез.
– Странная какая-то краска, – донеслось до меня, – она полностью смывается. – Дядя Миша замолк, а я вообще потерял дар речи. – Нет, нужно взять нормальную акварель и все перекрасить. Ты это все перечерти и мы вместе попробуем сделать мягкую покраску.
– Какое перечерти?! Послезавтра утром защита.
Дядя совсем растерялся и стал спешить домой, а я бросился звонить Юре. Когда он увидел свои разрушенные облака и серо-буро-малиновый фасад, ему стало плохо. Слава Б-гу бумагу на подрамниках я клеил добротно. Мы посоветовались, перетащили подрамник в ванную и мыли его губкой прямо под краном. Смыли все, но чертеж все-таки остался, и за день мы привели его в порядок.
Передо мной лежат два солидных тома – «Выставки советского изобразительного искусства». 1 том – 1917–1932 годы, второй том – 1933–1940 годы. Эти книги были изданы давно и очень маленьким тиражом, но мне их каким-то чудом удалось вывезти в эмиграцию. В перечнях художников, выставлявшихся на этих экспозициях, я довольно часто встречаю имя своего талантливого родственника Михаила Штейнберга.
