Книга Гребень Клеопатры - Мария Эрнестам
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Друзья сидели за столиком и ели пирог с сыром и ветчиной — Юханна впервые испекла его самостоятельно. Несмотря на переизбыток черного перца, Мари сочла эту инициативу достойной поощрения, но потом увидела, как Анна осторожно вытаскивает слишком крупно нарезанные куски ветчины и откладывает в сторону. Фредерик же спокойно жевал пирог, запивая пивом.
Анна рассказала друзьям об Эльсе Карлстен, и эта история напомнила Мари о том, что она так хотела забыть. Но она не могла забыть руки на своей талии и голос в ушах: Ты сделаешь так, как я скажу, Мари! Мы же договорились.
Она подняла глаза на Фредерика, который сказал, что изучит законы, чтобы выяснить, есть ли легальное решение проблемы. Мари никак не могла сосредоточиться. Она думала о Дэвиде. О том, как вошла в бар «Мьюларки», протиснулась к барной стойке, смешалась с группой итальянских туристов и, сделав веселое лицо, оживленно болтала с ними, сказав, что ее спутник спит в номере. Ей хотелось избавиться от одиночества.
Мари обожала Ирландию и, когда никто не захотел с ней поехать, решила отправиться туда в одиночку. Самолет, потом автомобиль напрокат и — вперед к неизвестной цели, без привычных крестиков на туристической карте. Она надеялась, что эта поездка пробудит ее к жизни. Тщетная надежда. Мари останавливалась на обочине и плакала, пропуская сигналящие сзади машины: левостороннее движение оказалось для нее тяжелым испытанием. Вначале ей было неплохо у мистера и миссис Реймс, но потом пришлось подолгу ждать, пока все члены семейства поедят, и она поняла, что их любезность притворна.
Вечером Мари отправилась в паб. Может, влажные простыни не покажутся ей такими гадкими, если она притащится домой усталая и пьяная в стельку. Она выяснила, где сегодня играют «ирландскую народную музыку», пошла туда, заказала «Гиннесс» и уставилась на музыкантов невидящим взглядом, прекрасно понимая, насколько очевидно ее одиночество. Почему это всегда так заметно? Почему это так заразно? Почему одинокие люди так и остаются одинокими? Неужели они такими рождаются? Если бы Анна путешествовала одна, то, зайдя в бар, уже через минуту выбирала бы партнера из десятка мужчин. Они, как стадо баранов, ходили бы за ней по пятам, бросая свирепые взгляды в сторону соперников, а все женщины стремились бы стать ей лучшими подругами.
Дэвид был среди музыкантов, игравших в тот вечер в пабе. На сцене лежали гитары для всех желающих показать свое мастерство. Мари не обращала на музыкантов внимания, пока Дэвид не поднялся на сцену с гитарой и несколькими флейтами, которые положил на стул рядом с пианино. Сначала он сыграл несколько традиционных рок-хитов. Голос у него был хрипловатый и меланхоличный. Мари смотрела на его рыжие волосы, светлые брови, мятую рубашку и джинсы, и ей вдруг стало любопытно, какого цвета у него глаза. Закончив выступление, Дэвид отложил гитару и позвал кого-то из зала. Двое вышли на сцену. Один сел за пианино, второй взял старенькую скрипку.
Сам Дэвид выбрал маленькую флейту, провел по ней пальцами и поднес к губам. Мелодия проникла Мари под кожу, ворвалась в кровь, ударила прямо в сердце и заметалась там, как разрывная пуля. Она заметила, что плачет, только когда итальянцы спросили, все ли с ней в порядке. Лицо ее было залито слезами.
Мари заставила себя отвлечься от воспоминаний и повернулась к Фредерику:
— Ты мужчина. Ты любишь и уважаешь женщин. Объясни, почему муж Эльсы так себя ведет?
Фредерик вытер губы салфеткой, прежде чем ответить.
— Ты считаешь, что если я мужчина, то могу это объяснить или понять? Я так не думаю. Его поведение кажется мне таким же странным и непонятным, как и тебе. Я сделаю все возможное, чтобы помочь Эльсе. С завещанием, например. Но боюсь, у нее не хватит решимости обратиться к нам. Муж издевается над ней так давно, что она уже утратила надежду на спасение. Кто знает, что вынуждает ее оставаться с ним? Может быть, страх? А может, моральные устои? Вера в то, что брак — это навсегда.
Мари хотела ответить, но тут в дверях показалась Юханна. Она выглядела довольной и от нее пахло сахарным тортом.
— К вам гости. Эльса Карлстен. Говорит, у нее важное дело.
— Эльса Карлстен? — удивилась Анна. — Пусть войдет! Приведи ее!
Ю исчезла, и вскоре вошла Эльса.
Мари сразу отметила, что у нее опущены плечи и в глазах застыл страх. Тем не менее она была со вкусом одета и аккуратно причесана.
Эльса присела на свободный стул, обвела взглядом горы книг по юриспруденции, экономике, садоводству, дизайну и остановилась на ящике с инструментами в углу. Одно веко у нее подергивалось, рука нервно теребила пуговицы на блузке.
Когда она заговорила, голос ее дрожал:
— Когда-то я умела все говорить напрямик. Но той женщины больше нет. Насколько мне ее не хватает, я поняла сегодня утром, когда Анна утешала меня и поила кофе с бутербродами. Она сказала, что вы помогаете людям решать их проблемы. У меня есть для вас работа. Я хочу, чтобы вы убили моего мужа.
Повисла тишина. Первой ее нарушила Эльса. Торопливо, словно опасаясь передумать, она продолжила:
— Я вам заплачу. Хорошо заплачу. У него есть деньги. Много денег. Я знаю, это не входит в список предоставляемых вами услуг, и вы, наверное, считаете меня сумасшедшей, но я так больше не могу. Сегодня утром я поняла: нужно что-то сделать. Иначе я покончу с собой. Или он — или я. Анна знает, что я имею в виду.
Мари и Фредерик недоуменно уставились на Анну, которая только молча хлопала глазами. Наконец Фредерик собрался с силами и ответил:
— Да, мы в курсе того, что происходит у вас в семье… Анна рассказала нам, что случилось утром. Это ужасно. Я собирался заняться изучением законов, которые могли бы помочь в вашем случае…
— Можешь говорить мне «ты».
— …в вашем случае, Эльса. Я хотел выяснить, может ли женщина уйти от мужа и при этом не остаться без средств к существованию. Должна же быть такая возможность. Ведь в основе нашего законодательства лежит забота о каждом человеке, а не только о семье.
— О человеке, конечно! Но не о женщине. Молодой человек, я не сведуща в законах, но знаю, что если подам на развод, муж превратит мою жизнь в ад. Все эти годы он издевался надо мной, мучил и избивал. Он знает, как причинить мне боль. Мне осталось жить лет десять, может, пятнадцать, если повезет. И я хочу прожить эти годы полноценной жизнью. Я больше не желаю страдать. После нашего разговора с Анной я решила, что, возможно, еще не поздно все изменить. Под полноценной жизнью я не имею в виду мужчин или вечеринки. Нет, я всего лишь хочу обрести счастье и покой. Но для этого он — мой муж — должен исчезнуть из моей жизни. Я должна знать, что он никогда, никогда, никогда больше не назовет меня полным ничтожеством и не поднимет на меня руку. Разве это грех, если старая женщина мечтает дожить спокойно отпущенный ей срок? — Она произнесла этот монолог дрожащим голосом.