Книга Щукинск и города - Елена Некрасова

.............

Да… народ в ударе. Жаль, что из театра никто не пришел, они там устроили отдельные поминки… поговорить даже не с кем. Почтальонша подкрашивает губы прямо за столом… наверняка скоро и танцы устроят. Они ещё помнят, зачем собрались?

В большой комнате теперь и правда можно танцевать — Таня вынесла на помойку кучу хлама… Уродский буфет, безногий круглый стол, нерабочий холодильник, поломанные стулья, мамину кровать и противные ковровые дорожки… сама не ожидала, просто вошла во вкус. Спасибо Юре, хоть какая-то польза. Мама тоже несколько раз порывалась что-нибудь выбросить, но в последний момент — то жалко, это ещё может пригодиться, а это память о родителях… короче, вместо того чтоб выкинуть, долго перебирала, переупаковывала, закладывала свежий нафталин.

У Тани два дня в носу свербило от пыли и пересыпанного нафталином старья, один мешок был так и подписан: «Шерсть-Моль. Вещи для болезни». Точно, всегда на неё надевали какую-то дрянь, пожранную молью, мол, ничего, потом выбросим вместе с микробами… так ведь не выбрасывали. Из мешка посыпалась истлевшая труха, не сохранились вещички… это ладно, но когда Таня выгребла бабушкины шкафы, то все шерстяные вещи тоже оказались проедены молью, включая новые одеяла и красивую шаль, на которую она, честно говоря, рассчитывала… Ещё Таню убили трёхлитровые стеклянные банки, закрытые как консервы. На каждой аккуратная наклейка с надписью бабушкиной рукой — «Спички горелые, 1990 г.», «Спички горелые, 1991 г.», и таких несколько штук. Внутри не что иное, как наполовину сгоревшие спички. Потрясающе. А зашитые нитками пластмассовые тазики? Она помнит, как бабушка колдовала над ними. Если таз трескался, бабушка его не выбрасывала. С помощью раскаленной на огне толстой иглы наделает дырочек по всей длине трещины, с одной и другой стороны. А потом проденет в эти дырочки крепкую нить и стянет, получается тазик с элегантной шнуровкой, типа корсета. Таня спрашивала, какой смысл? Вода же всё равно вытечет. А для постиранного белья, например… а для картошечки… да мало ли…

Короче, до фига выкинула. Целые статуэтки выставила на комод — придут люди на поминки, пусть забирают, если захотят. А всё битое-клееное, стыдливо задвинутое в дальние углы, всех этих гипсовых купальщиц с грязными разводами, ангелочков с отбившимися розочками, а главное, ненавистных белых хорьков — на помойку. Хорьки-то целые, но Таня давно об этом мечтала… Иногда было такое странное ощущение, как будто у неё за спиной кто-то стоит и смотрит… может, и правда мама где-то здесь? Разгуливает по дому… нет, это уже слишком! Водки, что ли, выпить…

Старичье разрумянилось, обсуждают болезни. Уходить не собираются, похоже… сами всё приготовили, теперь празднуют. Таня из приличия сделала только салат «Оливье», зато целый таз — типа помянули, закусили, и до свидания. Куда там… сосед уже сбегал за баяном, сейчас песни пойдут… почтальонша заигрывает с Кирилловым.

— Баб Зоя, а почему поминают именно на девятый день?

— Так на сороковой ещё, не токо на девятый… ну и каждую годовщину опосля.

— Я и спрашиваю — почему на девятый и на сороковой? Не на пятый и не на тридцатый! Вы знаете, с чем это связано?

— Ну так… обычай у нас такой, со старины пошло…

— Ау-у-у! Люди! Тут кто-нибудь в курсе, почему поминки на девятый день?

Ишь, не ожидали. Зашевелились, переглядываются…

— Баб Ляля, а вы хоть знаете?

— Это ангелы божьи, Танюша, просят царя небесного о помилованье грешной души, так-то… ходатайствуют.

— На девятый день?

— Батюшка Прохор так говорит.

— А на сороковой тогда что?

— А это суд Божий совершается над душой, на сороковой-то… куды её пошлють, в Рай или в Ад.

— Это что, в Евангелии такое написано?

— Вот не скажу точно, где написано, батюшка нам так объяснял, ты б лучше в церкву пошла да сама расспросила, Танюша…

— Ни в Евангелиях, ни в Библии нет ничего подобного про девять и сорок дней, единственное упоминание — это сорокадневный плач израильтян о кончине Моисея…

Ага, Юра ещё подключился, ну-ну..

— А ты что, всю Библию прочел, скажешь?

Едкий старикашка Кириллов даже не донес до рта котлету, вылупился на Юру.

— Представьте, прочел. Так что ваш батюшка Прохор чото не того, баба Ляля…

— Окстись! Наша вера православная от сердца, милок, а не от книжек… всех книжек не перечтешь, в церкву надо ходить и батюшку слушать, так-то.

— Так что, и Библию не надо читать?

— Енто надо. Но не все ж могут… у меня он глаза того… совсем слабые стали, а пойдешь — батюшка всё объяснит, успокоит душу…

Какая наглость, там двое козлов уже курят что-то вонючее… сказать им, что ли… или самой закурить? Все начнут охать-ахать, мамин рак сразу вспомнят… о, теперь этот придурок, муж Соколихи, лезет в диспут… совсем уже бухой, а туда же…

— …а Библия, если хотите знать, это чисто жидовская книга! А жиды, между прочим, пьют детскую кровь! Чо вы ржете?! Ловят детей, протыкают отвертками и сливают всю кровь, а потом эту… как же её… а! Мацу на ней пекут…

Вот прикол! Но евреев вроде тут нет…

— Ты это, Иваныч, давай потише, потише…

— Да, Колян, не епеши.

— А я что?! Я книжку научную читал одного академика! Академик славянских наук! Там доказано, что жиды вообще не люди, а роботы! Не, они сначала были нормальные, а потом игипецские жрецы сделали из них биороботов, щас я вам всё объясню…

— Ну даешь!

— Иваныч, а закусывать-то надо!

— А давайте лучше выпьем за всё хорошее, давай-ка, Иваныч…

— Да чо ты мне суешь?! Чо вы меня успокаиваете? На хера он мне рот затыкает? Не знаешь, так лучше помолчи… Так вот, сами жиды не виноваты, что пишут наоборот и что у них нет ни стыда, ни совести, просто их в пустыне переделали…

— Тише, тише! Коль, сам-то совесть имей, соображай, где находишься!

— А ты чего выступаешь?! Дома так соглашаешься со мной, поддакиваешь, а тут выступаешь, бля… а это ваше христьянство тоже сплошное жидовство!

А Юра что-то втирает бабе Ляле, та радостно кивает жирным носом… нашел достойный интеллектуальный объект, вот же идиот. Муж Соколихи теперь рассказывает про своих евреев Кириллову… надо выйти во двор покурить, нет сил уже…

* * *

— Ух ты, привиденье!! Мама-а! Скорей, у нас привиденье!!!

От пронзительного детского визга даже в глазах потемнело, потом закрутило и вынесло из особняка… фу… ребенок её заметил. Как же она испугалась спросонья… чуть разрыв сердца не получила. Сердца… какое у неё может быть сердце… но оно есть! И сильно колотится от страха… да, если приложить руку к груди, бьется явственно! С ней происходят какие-то изменения, но к чему всё это? Непонятно. Стала гораздо больше спать, сон накатывает неожиданно и тащит, как в трубу… никакой усталости, но вдруг — раз, и потащило…