Книга Ходячие мертвецы. Дорога в Вудбери - Джей Бонансинга

Взгляд ее был отсутствующим, таким, какой Джош Ли Хэмилтон время от времени видел на лицах ветеранов войн и медсестер «Скорой помощи», – это был взгляд постоянного изнеможения, дикого изумления, полной отрешенности. Джошу захотелось заключить эту хрупкую, тоненькую девушку в свои объятия и не отпускать ее, гладя по голове и успокаивая. Но каким-то образом он почувствовал – он понял, – что момент был неподходящим. В этот момент нужно было слушать.

– Что удается? – спросил он.

Джош сидел напротив Лилли, тоже скрестив ноги, и мокрой банданой вытирал затылок и шею. Перед ним на земле стояла коробка сигар – последняя из его истощившихся запасов. Он даже немного побаивался выкуривать оставшиеся, суеверно полагая, что таким образом предопределит свою судьбу.

Лилли посмотрела на него:

– Когда наступают ходячие… Как ты справляешься, не пугаясь при этом до смерти?

Джош устало усмехнулся:

– Если научишься, научи и меня.

Она с секунду молча смотрела на него.

– Да ладно тебе!

– Что?

– Хочешь сказать, ты до смерти боишься, когда они наступают?

– Ты чертовски права.

– Ой, ради бога! – Она скептически наклонила голову. – Ты?

– Дай-ка я тебе кое-что скажу, Лилли. – Джош открыл коробку с сигарами, достал одну и запалил ее своей зажигалкой «Зиппо», после чего задумчиво затянулся. – Сегодня не боятся только глупцы да безумцы. Если ты не боишься, ты ничего не замечаешь.

Она посмотрела вдаль, поверх палаток, рядами выстроившихся вдоль изгороди, и с горечью вздохнула. Ее узкое лицо было печальным и бледным. Казалось, она пытается высказать свои мысли, которые упрямо не хотели соотноситься с ее словарным запасом.

– Я уже давно страдаю от этого, – наконец произнесла она. – И этим… не горжусь. Мне кажется, из-за этого многое в моей жизни оказалось испорчено.

Джош взглянул на нее:

– О чем ты?

– О том, что я слабачка.

– Лилли…

– Нет. Послушай. Мне нужно это сказать. – Она избегала смотреть на него и чувствовала, как горит от стыда. – До того как началась эта эпидемия… мне просто было из-за этого немного… неудобно. Я кое-что упустила. А еще кое-что – полностью запорола, потому что я самая настоящая трусиха… Но теперь ставки… Не знаю. Теперь из-за меня кого-нибудь могут убить. – Она наконец-то смогла взглянуть в глаза здоровяку. – Я явно могу подвести дорогих мне людей.

Джош понимал, о чем она говорила, и сердце его обливалось кровью. С того самого момента, когда он увидел Лилли Коул, он чувствовал то, чего не чувствовал с тех пор, как еще подростком жил в Гринвилле, – восторженное обожание, которое вспыхивает в душе мальчишки, когда тот видит изгиб девичьей шеи, чувствует запах волос девушки или замечает россыпь веснушек у нее на носу. Совершенно очевидно, что Джош Ли Хэмилтон был сражен. Но он вовсе не хотел испортить эти отношения, как испортил множество других, еще до Лилли, до чумы, до того как мир стал так чертовски уныл.

В Гринвилле Джош влюблялся в девчонок с поразительной частотой, но у него никогда ничего не выходило из-за чрезмерной спешки. Он вел себя, как огромный щенок, который терся об их ноги. Но не в этот раз. В этот раз Джош хотел быть умнее – умнее и осмотрительнее – и продвигаться маленькими шажками. Может, он и был всего лишь неотесанным деревенщиной из Южной Каролины, но глупцом он не был. Он готов был учиться на собственных ошибках.

Будучи по натуре одиночкой, Джош вырос в семидесятых, когда Южная Каролина все еще цеплялась за призрак времен Джима Кроу[13], все еще безрезультатно пыталась объединить школы и вступить в двадцатое столетие. Перебираясь со своей матерью-одиночкой и четырьмя сестрами из одной ветхой квартиры в другую, Джош нашел своим дарованным свыше размерам и силе хорошее применение на футбольном поле и играл в ученической команде школы «Мэллард-Крик», мечтая о получении спортивной стипендии. Однако ему не хватало той единственной вещи, которая продвигала игроков по академической и социально-экономической лестнице: животной ярости.

Джош Ли Хэмилтон всегда был добродушен – даже чересчур. Он позволял гораздо более слабым мальчишкам дразнить себя. В разговор со всеми взрослыми он вставлял «да, сэр» или «да, мэм». Он просто не любил драться. Поэтому-то в середине восьмидесятых его футбольная карьера и сошла на нет. Как раз в то время заболела его мать Рэйлен. Доктора сказали, что у нее эритематозная волчанка, и болезнь была не смертельной, но для Рэйлен стала смертным приговором: поразив кожу, она принесла в ее жизнь непрекращаюшуюся боль и в итоге почти парализовала бедную женщину. Джош взвалил на свои плечи заботы о матери, а его сестры покинули родной дом, несчастливо вышли замуж и уехали из штата, оказавшись в итоге на бесперспективных работах. Джош готовил, убирался и хорошо ухаживал за матерью, и через несколько лет он так поднаторел в готовке, что смог устроиться поваром в ресторан.

У него был природный талант к кулинарии, особенно к приготовлению мяса, и он продвигался по службе на кухнях стейк-хаусов Южной Каролины и Джорджии. К началу двухтысячных он стал одним из самых востребованных шеф-поваров на Юго-Востоке и руководил крупными командами су-шефов, обслуживал роскошные мероприятия и даже удостоился публикации своей фотографии в журнале «Дома и жизненные уклады Атланты». И при этом он руководил своими кухнями по-доброму – а это было редкостью в ресторанном мире.

И теперь, среди этих ежедневных ужасов, томимый неразделенной любовью, Джош мечтал приготовить что-нибудь особенное для Лилли.

Но до этого момента они питались исключительно консервированными горохом и ветчиной, сухими хлопьями и молоком – ничто из этого не могло стать подходящим фоном для романтического ужина или для объяснения в любви. Все мясо и свежие продукты в округе много недель назад ушли на прокорм червям. Но Джош надеялся на кролика или дикого кабана, которые, быть может, скитались по окрестным лесам. Он бы приготовил рагу или потушил бы мясо с диким луком, розмарином и тем пино-нуар, которое Боб Стуки раздобыл в заброшенном винном магазине. Джош бы подал мясо с приправленной зеленью кукурузной кашей и добавил бы еще что-нибудь. Дамочки из палаточного лагеря делали свечи из сала, которое они нашли в кормушке для птиц. Было бы неплохо. Свечи, вино, может, еще припущенная груша на десерт – и Джош был бы готов. В садах все еще валялись перезревшие плоды. Может, к свинине он подал бы яблочную чатни. Да. Точно. И тогда Джош устроил бы ужин для Лилли и сказал бы ей, что он чувствует, как хочет быть с ней, защищать ее и быть ее мужчиной.

– Я знаю, куда ты клонишь, Лилли, – наконец сказал ей Джош, стряхнув пепел со своей сигары на камень. – И я хочу, чтобы ты поняла две вещи. Во-первых, в том, что ты сделала, нет ничего постыдного.