Книга Орел и Дракон - Елизавета Дворецкая

– Я получил его в качестве выкупа за ирландского короля Аэда, которого захватил в плен в долине реки Лиффи. А с помощью этого меча я уже взял немало хорошей добычи! – Вемунд не смутился и лихо подкрутил свой ус, по последней моде заплетенный в тонкую косичку. Он понимал, что сыновья датского конунга завидуют ему, и это только повышало его настроение. Возможно, что Хальвдан Ютландский когда-то привозил такие клинки десятками, но где они теперь? Его сыновья ни одного такого меча и в руках не держали, им только и остается, что пожирать глазами чужие сокровища.

– Твой меч так хорош, что в него можно влюбиться! – Хильда улыбнулась. Выросшая среди воинов, она умела оценить качество оружия.

– А в хозяина его, по-твоему, влюбиться нельзя? – как бы мимоходом, словно его это не занимает, полюбопытствовал Вемунд.

– Ну, только если получить этот меч как свадебный дар, тогда я бы подумала! Но если ты отдашь его невесте, то биться тебе придется, как Фрейру, оленьим рогом! А у нас теперь такие гости, что против них нужно настоящее оружие!

– Я привезу тебе парочку голов! – пообещал Вемунд. – Как знать, может, среди нашей добычи найдется и другой меч, подходящий для свадебного дара!

Смелость лучше

Силы меча

В битве героев, —

Доблестный муж

Одержит победу

Мечом ненаточенным![6]

– выразительно прочитал на память Харальд, всем видом показывая, что хороший меч – еще не повод для гордости.

Смелому лучше,

Чем трусу, придется

В играх валькирий;

Лучше храбрец,

Чем разиня испуганный,

Что б ни случилось![7]

– так же выразительно и даже немного насмешливо ответил Вемунд продолжением той же песни, и оба сына Хальвдана одинаково побледнели от гнева. Уж не на то ли он намекает, что они – испуганные разини, еще ничем не доказавшие свою доблесть!

– Что это вы тут за саги принялись, как будто уже йоль? – в гридницу заглянул Торир Верный. – Там конунг приказал коней седлать, вы с ним едете или нет?

Усадьба и ближайшие дворы были забиты вооруженными людьми, и теперь все они собирались в одно место: на широкую луговину под откосом холма, на котором росла сама священная роща, давшая название округе Хельгелунд. Только в праздники, когда приносят жертвы, и только сам конунг, являвшийся также и верховным жрецом своего народа, имел право входить туда, чтобы повесить на ветви дубов барашков или петухов. У подножия дубов белели в жухлой траве выложенные камнем жертвенные круги с очагом посередине, возле которого жертву посвящали богам. На этом месте собирался общий тинг четырех харадов, составлявших округу Хельгелунд, здесь Ингвар конунг приносил по праздникам жертвы и призывал милость Светлых Асов и Добрых Ванов, здесь он разбирал тяжбы и объявлял приговоры. И здесь теперь задымили костры собирающегося войска. Бонды грелись в ожидании похода: хорошо, что идти было недалеко, и уже вечером беглецы надеялись вернуться в свои брошенные дома.

Старая королева Рагнхильд, фру Торгерд, Хильда со служанками, кое-кто из окрестных жителей наблюдали за сборами войска с пригорка. Жервы были принесены, королева Рагнхильд бросала «кровавые прутья», то есть рунные палочки, окрашенные кровью жертвы, но знамения выпали неопределенные: руны обещали и приобретения, и потери. Надеясь умилостивить богов, Ингвар конунг даже пообещал, в случае удачного исхода, принести в жертву Повелителю Ратей одного из пленных.

– Конунгу, конечно, виднее! – вполголоса заметил Сигмунд Ремешок, один из торговых гостей, зимовавших у конунга. – Но многие люди, особенно за морем, говорят, что приносить в жертву людей – глупый и злой обычай и после смерти все, кто это делал, будут наказаны.

– Похоже, ты наслушался франкских аббатов! – насмешливо отозвался Орм сын Торда. Это был еще молодой мужчина, лет двадцати семи, но с войском он не пошел, потому что во время летней поездки был ранен в правую руку и теперь еще не годился для битвы. – Я в Бьёрко про это слышал. Там были несколько лет назад франкские монахи, убеждали людей, что-де старые боги никуда не годятся и поклоняться надо новому богу, который один все создал и всем правит, всех людей наделяет судьбой, судит и наказывает или награждает после смерти. Многие слушали их, но потом свеи опомнились, как у них ни урожая, ни улова не стало, и прогнали монахов взашей, а имущество разграбили. Однако, теперь многие, кто торгует за морем у франков или англов, привозят оттуда амулеты нового бога, в виде такого вот крестика, – он показал пальцами. – Может, и ты, Сигмунд, прикупил себе нового бога по дешевке? Ты ведь всегда умеешь купить подешевле… только иногда покупаешь такую дрянь, которую и брать-то не стоило!

Вокруг засмеялись, а Сигмунд промолчал. В кошеле на поясе у него и правда имелся небольшой медный крестик, привезенный из Кельна. Там он крестился, чтобы получить кое-какие привилегии в своей торговле. Причем это было во второй раз, а впервые он крестился пять лет назад в британском Эофервике. Там ему в придачу дали еще и новую белую рубашку, так что эта новая вера – не такое уж невыгодное дело, как думают глупцы…

– Принесение жертв не может быть глупым обычаем! – поддержала Орма йомфру Хильда. – Я знаю, Годфред конунг однажды даже принес в жертву не простого пленника, а самого конунга, который попал к нему в плен. Это было где-то за морем, только не у франков, а у ререгов. Не помню, как его звали.

– Его звали Годолеубо, – добавила фру Торгерд и вздохнула, как вздыхала всегда, когда вспоминала времена своей молодости и славы. – Я эту историю хорошо помню, ее в Хейдабьюре все знают. Он правил в земле ререгов, в их самом большом городе, который называется Рёрик. Годфред конунг взял в плен Годолеубо конунга и принес его в жертву Одину. Он умел делать такие вещи: чтобы Один принял жертву и остался доволен, надо человека повесить и одновременно пронзить копьем.

– Не сказать, чтобы Годфреду конунгу сильно пошла на пользу милость Одина! – язвительно возразил Сигмунд. – Недолго он после того прожил. Года два или даже меньше, ведь верно? Да еще и говорили, что хоть на него напали норвежцы, натравил их на него собственный его племянник Хемминг. Может, конечно, и не натравил, но он знал, что конунгу грозит опасность, и не помог ему, хотя имел под руками людей и корабли. И болтали, что сделал он это ради какой-то женщины, то ли жены Годфреда, то ли наложницы. Скажете, это достойная смерть?

– Молчи, Сигмунд! – тут уже несколько человек в негодовании напустились на торговца. – Не твоего ума дело – рассуждать о судьбе конунгов! От предательства никто не убережется, даже сам Сигурд Убийца Дракона получил копье в спину от собственных родичей, но разве это умаляет его доблесть? Или скажешь, ему тоже надо было не почитать богов и поклоняться британскому Кристусу?