Книга Паладин. Тень меча - Симона Вилар

— Если вы не жалеете себя, то пожалейте хотя бы свое дитя.

— Зачем? Мы все равно обречены…

Ее дитя больше не шевелилось, она убила его…

А потом вдруг Фазиль сказал:

— Мадам, не мучайте больше себя. Абу Хасан уехал. Есть вести… Я не должен этого говорить, но стало известно, что крестоносцы отступили от Иерусалима. Вы спасены, мадам.

Крестоносцы отступили от Иерусалима… Значит, ее не будут резать. Но и никто не придет ее освободить… Так что же изменилось в ее несчастной судьбе?

И, словно в ответ, она ощутила мягкий толчок в глубине своего тела. Ее малыш затаился, как и мать, но сейчас требовал жизни. Разве ранее мало она просила Небеса послать ей дитя, чтобы теперь так жестоко губить его… и себя?

Джоанна была слаба, как котенок, она еле заставила себя выпить немного шербета. Потом она опять спала, но, просыпаясь, уже не противилась и принимала пищу. За это ей вновь позволили выходить из покоев. Когда она, еще слабая и исхудавшая, вышла наружу, то с удивлением огляделась. Вся окрестность вокруг Монреаля была покрыта снегом. Снег в Заиорданье? Какое чудо! И как же захотелось домой…

Она прошла в разрушенную церковь и долго молилась святой Хильде, прося прощения и заступничества. И еще она просила… прислать за ней Мартина. Где бы он ни был. Неужели чуда не случится и он никогда не узнает, как она его ждет? Он должен прийти и спасти ее и их ребенка!

Мечты. Несбыточные надежды. И снег к полудню уже растаял, как и не было его…

Вечером Даниэла завела с ней разговор о том, как она думает назвать своего ребенка.

Джоанна невольно улыбнулась, погладив свой округлившийся животик.

— Ричард. В честь прославленного короля, моего родича.

— Ну а если родится девочка?

Джоанна пожала плечами, сказав, что пока не выбрала ей имени.

— Значит, непременно будет девчонка, — заявила Даниэла. — Есть такая примета — кому заранее не придумаешь имени, тот и родится. По своим дочерям я это точно проверила.

Она разоткровенничалась, поведав, как четырежды рожала, но всякий раз это были девчонки. Ее муж очень огорчался по этому поводу, но что дал Бог… Да и когда одна из ее малышек умерла, он так сокрушался! Но остальные выжили, сейчас они замужем, одна живет в Киликии, две в Антиохии. И все зовут мать к себе, просят нянчить внуков. Но она всегда была в услужении у знатных особ, ей нравилась такая независимая жизнь, особенно после того, как овдовела. Когда же ее взяла в свой штат королева Иоанна, Даниэла вообще возгордилась. А потом…

— Когда меня освободят, ты обязательно поедешь к ним, Даниэла, — сказала Джоанна.

Армянка усмехнулась, потерла пробивавшиеся над ее верхней губой усики, а потом, оглянувшись, сказала:

— Я слышала, как стражники говорили, что, мол, даже отступив от Иерусалима, крестоносцы не собираются оставлять Левант, а укрепляют города на побережье.

Джоанна оживилась:

— Значит, весной в их гавань прибудут новые крестоносцы, будет новый поход…

Она осеклась, поняв, чем ей это может грозить. Ей надо было что-то делать, что-то придумать, чтобы известить о своем местонахождении. Но как?

Вернулся Абу Хасан. Они столкнулись с Джоанной в одном из сводчатых переходов крепости, и женщина невольно стала отступать от приближавшегося к ней бедуина. Пока не оказалась у клетки с гепардом. О, для Джоанны даже эта огромная кошка казалась менее опасной, чем Абу Хасан, и она заскочила в клетку.

— Нет, не надо! — внезапно закричал Абу Хасан и кинулся к ней, однако остановился, видя, что англичанка цела и невредима и стоит, удерживая гепарда за ошейник. Зверь же смотрел на нелюбимого им черного бедуина, скаля огромные клыки.

Джоанна негромко, но решительно произнесла:

— Если вы не уйдете… я спущу на вас зверя!

Она опять победила, ему пришлось удалиться. А у Джоанны случилась истерика. Она и плакала, и смеялась, уткнувшись лицом в пятнистую шкуру своего защитника. Но его ли испугался Абу Хасан или он разволновался из-за нее? Он ведь ее страж, ему надо беречь ее… пока не придется резать.

Позже к ней пришел Керим и сказал, чтобы она ничего подобного больше не вытворяла.

— Абу Хасан не тронет вас. Похоже, ему даны совсем иные указания. Он даже привез вам новые наряды и украшения, вас прекрасно кормят, вам прислали музыкантшу и танцовщиц. Кажется, у аль-Адиля относительно вас поменялись планы.

Джоанна только кивнула. Итак… Или аль-Адиль все еще неравнодушен к ней, или… ее собираются вернуть крестоносцам, если начались переговоры. О, как же ей хотелось в это верить!

Но дни шли за днями, ничего не менялось. Уже настала весна, голые холмы вокруг покрылись зеленью, внизу в долине блеяли ягнята. Абу Хасан избегал Джоанну, она отдавала распоряжения в замке, по ее приказу тут наводили порядок, и капитан ворот Керим даже ругал нерадивых, если те не проявляли усердия. Замок, где Джоанна была пленницей, преображался. Но надежды у нее не было… И то, как сегодня Абу Хасан разбил ее лютню, указывало, что она все еще в его власти. Во власти хаджиба и его господина аль-Адиля.

— Вы так задумались, госпожа, — приблизившись к молодой женщине, произнесла Даниэла.

Джоанна смотрела вдаль. Цветущие сады на террасах вокруг Монреаля, селение с плоскими крышами, откуда доносился крик с минарета, зеленые полоски плодородной земли на холмах, где местные жители выращивают пшеницу. Фазиль говорил, что плодородная почва есть только тут, близ Монреаля, а вокруг — только пустынные бесплодные земли, где бродят шайки разбойников-бедуинов, нападающих на караваны. Чужой край, куда не смеют являться ее единоверцы… Волнует ли еще кого-то из них ее судьба? Где ее венценосные родичи? Что им до той, которая пожертвовала собой, дабы у короля не были связаны руки, а ее кузина, королева Сицилийская, могла и далее оставаться в безопасности. Все они забыли о ней, как и забыл брат Уильям, который не смог простить младшую сестру и которому наверняка все равно, жива ли она или ее разрезали по частям. Где ее возлюбленный, от которого она скоро родит? Уехал… Забыл о ней… Да полно, любил ли он ее хоть когда-нибудь?

Джоанна неожиданно ощутила такой прилив злости, такое обреченное отчаяние, что не смогла сдержаться и пронзительно закричала.

Даниэла бросилась к ней.

— Что с вами, госпожа? Никак схватки начались?

— Оставь меня, Даниэла! Мне еще рано. Я буду рожать в начале мая, я знаю.

Армянка задумчиво потерла темнеющие над верхней губой усики.

— Ну, вам виднее. Но мне все равно кажется, что живот у вас уже опустился. Я даже опасаюсь, что этот демон в черном так вас напугал, что вы вот-вот разродитесь. Не дразните вы его ради самой Пречистой Девы, мадам.

Той ночью Джоанна проснулась от резкой боли. Она кусала губы в темноте, надеялась, что сейчас это прекратится. Ведь только середина апреля, ее срок позже… немного позже. Но боли становились все сильнее, и вскоре роженица уже не могла сдерживать криков.