Книга Чистая речка - Наталия Терентьева

– Ты что? – удивилась она. – Зачем тебе это?

– Я хочу… Просто хочу больше знать.

– Ладно, принесу, – пообещала она, но ничего не принесла, а стала как-то ко мне придираться.

Я понимаю, что наших не любят в городе, в поселке и тем более в школе, куда мы теперь ездим. Наши мальчики ругаются матом, пьют, прогуливают, плохо учатся. Девочки сильно красятся, тоже ругаются и уж точно учиться не хотят. И все равно это несправедливо. Не могу найти слов, не знаю, почему несправедливо, ведь они правы – те, кто нас не любит, но чувствую, что это так.

* * *

– Руся, тебе пришло письмо? – ко мне в комнату заглянула моя маленькая подружка Люба, веснушчатая, очень милая девочка. Она всегда ждет почту, ей иногда пишет дедушка, но очень редко и путано. Но она все равно радуется и прыгает, когда ей приходит письмо.

– Не знаю, не видела еще.

– А мне не пришло…

– Иди сюда, у меня для тебя есть кое-что… Только оденься пойди, почему ты в одной майке?

Люба послушно побежала в свою комнату за кофтой, а я быстро стала соображать, что же мне ей такое дать. Конфет не осталось. Печенье я все как раз доела. Когда ходили в поселок, Веселухин успел купить сухарики, но сам же их и съел. Точнее, половину съел, а половину рассыпал, когда показывал, как он умеет балансировать, стоя на одной ноге с пакетиком на голове. Ну что, что дать Любе? Ничего нет, обманула ребенка. Я быстро нарисовала на листочке симпатичную девочку с такой же прической, как у Любы, и написала: «Моя лучшая подружка Л.».

Когда Люба вернулась, я протянула ей листочек, она разглядела его, засмеялась, а я усадила ее рядом с собой, обняла и поцеловала, как сделала бы старшая сестра.

Люба замерла и прижалась ко мне. Она мне не родная и… как будто родная. По-настоящему, по крови, у меня родной только папа, но когда он меня целует, я не чувствую ничего, только слышу его запах – знакомый и всегда чужой. Не знаю, почему я так это ощущаю. Чужой. Другой. Какой-то не тот, какой должен быть у моего папы. Я его вижу, радуюсь, спешу к нему, а подойду и – нет… не то. Не знаю, отчего это.

Я помню мамин запах, его ни с чем не спутаешь, иногда он мне снится. Во сне мама обнимает меня, гладит по голове, а я чувствую ее запах, родной, теплый, мамин запах. Мама часто меня целовала – и перед сном, и утром, и просто так. Обнимала и говорила: «Какое все-таки чудо, что ты у меня есть! Я даже не знала, что бывают такие чудесные девочки!» Я вспоминаю эти слова, когда мне становится одиноко. Смотрю на других детей и понимаю, что вовсе не всем когда-то говорили такие слова. Значит, мне еще повезло.

Люба доверчиво потерлась о мое плечо головой и погладила меня.

– Ты будешь моей сестрой, да?

Я облегченно вздохнула. Мой человек, точно. Не конфеты главное.

– Я тебе уже как сестра, ты же знаешь. У меня тоже такая есть сестра, Вера, я тебе рассказывала, но она уже взрослая и живет в городе. К сожалению, у меня все сладости закончились.

– Да я не хочу!

Люба – удивительный ребенок. Она маленькая, но иногда бывает умнее, чем тот же Веселухин.

После нашей прогулки в поселок Паша несколько дней загадочно на меня поглядывал, и на уроках, и после, но не подходил. Написал смс: «Ты меня любишь». Именно так, без вопросительного знака. Я ответила: «Это вопрос?» На что Веселухин послал мне несколько разных смайликов с восклицательными знаками, расшифровывать это послание я не стала. Ведь можно и словами сказать. А если нечего сказать, то зачем писать?

Я думала – ну что он еще придумает, что? А он взял и вышел вечером во двор в обнимку с Алёхиной. И все на меня смотрел, ждал, что я скажу. Я сначала хотела ничего не говорить, как будто не замечаю, – но я же не слепая! Тогда я подошла к ним и сказала:

– Паша, я рада, что ты успокоился и определился. Алёхина тебе больше подходит. И по уму, и вообще. По врожденным способностям. – Я бы могла сказать и откровеннее, но не стала.

Алёхина глупо захихикала, потому что она правда глупая девочка, хуже всех учится и еле читает в тринадцать лет, а Веселухин посмотрел на меня долгим взглядом, не придумал, что сказать остроумное или обидное, и отвернулся. Хорошо, что не выругался. Обычно, когда мальчики не знают что сказать, они матерятся.

Я позвала Любу, которая стояла с маленькими девочками и наблюдала эту сцену, и пошла с ней прогуляться вокруг территории. Скоро пойдут дожди, и уже не погуляешь. Я люблю гулять и люблю природу. Иногда я думаю – может быть, я поэт? Ведь это поэты любят природу. Но я вроде не пишу стихов. Пробовала, но не получается. Выходит неумно и очень на что-то похоже. Но ведь у нас никто не ахает, как красиво осенью, или когда выпадает первый снег, или когда в апреле появляется первая зеленая краска в бесцветном мире. И не только не ахает, но как будто и не замечает этого. А я замечаю и очень люблю. И если я не поэт, то кто?

Люба мне что-то рассказывала, я слушала ее, смеялась, а сама думала: как же мне повезло, что у меня есть Люба. Если бы не она, мне бы сейчас было очень одиноко и обидно. Отчего – непонятно. Никаких планов на Веселухина у меня нет. Ну… почти нет. Я понимаю, что их не должно быть. Чтобы не врать и потом не взрываться оттого, что сама себе наврала, я скажу – конечно, он мне нравится. Особенно теперь, без лохмотьев на лице. Нравится и противен одновременно. Так может быть?

Любу привезли этой зимой, и она, как и я когда-то, сначала совсем не хотела жить в детском доме, плакала, не ела ничего. Я попробовала, как Вера, помочь ей. И у меня получилось. У Любы родители погибли в автокатастрофе в Египте. Люба должна была поехать с ними, но перед самым отъездом заболела, и родители полетели отдыхать одни, а Люба осталась со старым дедушкой. Но когда родители погибли, Любу дедушке не оставили, потому что он сам старый и за собой плохо ухаживает, а тем более уж не может растить девятилетнюю девочку.

Когда я смотрю на некоторых детей, мне иногда кажется, что они совсем ничего не понимают. Может, те, кто рос в доме малютки, действительно, многое понимают как-то не так. Но Люба по уму почти такая же, как я. Только меня уже трудно обмануть, а ее очень легко. Но когда у ребенка есть старший товарищ, его меньше обижают и обманывают, я это знаю по себе. За Верой всегда увивались мальчики, и как-то само собой выходило, что если кто-то задирался ко мне, с ним шла разбираться Вера, а за ней следом плелись ее ухажеры, к которым она относилась несерьезно. Она все ждала, что встретит «нормального» человека. Вот и встретила…

И я так же защищаю Любу, за мной, правда, никто не плетется, так, только издалека посматривает Веселухин, но Любу дети особо не обижают. А отбирать у нее нечего – ей никто ничего не присылает, и шефа у нее нет. Я как-то написала Анне Михайловне, своему шефу, не хочет ли она взять еще одного подопечного, даже послала ей Любину фотографию (это было не так просто сделать с нашими техническими возможностями, а точнее, невозможностями). Но Анна Михайловна сдержанно ответила мне, что шефство – дело тонкое, и просто так она не может взять еще одного ребенка.