Книга Коллекция китайской императрицы. Письмо французской королевы - Елена Арсеньева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но при чем тут os? И почему выделено V?
Загадочно…
Во времена, которые считались древними еще в незапамятную пору, жил в земле, что лежит среди Четырех Морей, человек по имени Чжу. Имя его означает «свеча». Верно матушка Чжу нарекла своего сына! Был он высок и строен, силен, как тигр, но сердцем добр и кроток нравом. Никто не знал целебных растений так хорошо, как Чжу. Не иначе сам бог Шэнь-нун открыл ему тайны разнотравья! На склонах Тэншань, Чжушань, Цзяньшань собирал он траву хуангунь, врачующую злые нарывы, янтао, что исцеляет опухоли, цбио, согревающую кровь… Знал Чжу и тайну носорожьей кости, умел резать из нее куайцзы – палочки для еды, которые предохраняют от ядов.
Чжу слыл великим знахарем, шел к нему и бедный, и богатый. Но иные считали слово Чжу целительней снадобий. Искал он знания в горах и долинах, мудрости спрашивал у небес, проводил дни в одиночестве, пред ликом звезд не помышлял о почестях и наградах, хвале и хуле, удаче и неудаче, о князьях и их дворах. Случались дни, когда не отведывал Чжу даже похлебки из диких трав, в странствиях души забывая о бренном теле… Мирно текла его жизнь, был спокоен и счастлив он тем, что имел.
Однажды в поисках трав заплутал Чжу в зарослях терновника, сумаха да дикого винограда и вышел к подножию незнакомой горы. Ее вершина лиловела сквозь дымку тумана, словно цветок. А на самом верху разглядел Чжу диковинное дерево. Его ствол как будто врезался в небесный свод! На ветвях того дерева увидел Чжу десять золотых воронов-солнц и подумал: «Уж не шелковицу ли Фусан вижу я пред собою, небесную лестницу, по которой поднимаются с земли души людей? Как бы и мне взобраться по его веткам, чтобы попасть в небесные чащи? Что за дивные травы смогу собрать я в тех лесах!»
Бросился Чжу вверх по склону. Путь ему преграждали заросли кленов, пуэрарии и повилика, глухой бамбук. Чжу оступался на камнях и срывался с утесов, но все-таки достиг вершины и начал взбираться на дерево.
Трудненько ему пришлось, ведь прочная кора Фусан отделялась от ствола, будто кожа желтой змеи. Кое-как удалось ему схватиться за нижнюю ветку, потом за другую, повыше, за третью…
Карабкается Чжу ввысь, а сам нет-нет да и оглянется. Вот уже землю застлали туманы высот, но порою раздвигал их взглядом Чжу и видел спящие синие и зеленые горы, движение темных рек. Он узнал прихотливый узор Водяного Ложа Белого Дракона, Волнуемого Бурями[7], и едва с ветки не свалился, впервые поняв, как величава река, на берегах которой он вырос. На севере ее увидел он неведомых белых зверей, которые играли в хрустальных чертогах. На западе рассмотрел людей, которые складывали из камня города выше гор и выпускали в небо черных и желтых дымных драконов. А на востоке вдруг увидел Чжу свое родное селение, где жили юноши, не знавшие любви, женщины, которые не умели рожать детей, и девушка Ай, которую сосватали для Чжу еще в детстве, но он не хотел брать ее в жены, хотя и знал, что она мечтает служить ему с совком и метелкой… Вот Ай отставила мотыгу, выпрямилась и поглядела из-под ладони куда-то в высоту. Уж не туда ли, где был сейчас Чжу?
А он взбирался выше и выше… Волшебный Стрелок Вечер целился в жестокие пылающие солнца: день шел к исходу, девять солнц теперь тлели, подобно далеким кострам, оставляя лишь одно: ведь солнца по очереди согревают землю, чтобы не испепелить ее своим жаром.
Но вот и солнца остались далеко внизу, и Чжу увидел, что с востока, окутанного теперь полуночным мраком, несутся на запад кони заката с золотыми глазами и пламенной гривой. Чжу поднялся до самых берегов Серебряной Реки![8]
Вновь бросил он взгляд на землю – его односельчане плелись к бедным хижинам своим. «Где же бессмертные сады, в которых произрастает блаженство богов бессмертных? Я добуду его для людей!» – подумал Чжу и осмотрелся.
Мир вокруг был просторен и тих, и возникли впереди очертания дворца… Яшмовые купола и халцедоновые террасы, выложенные из жемчуга столбики и перила из резного абрикоса… Наверное, это и есть один из пяти звездных дворцов! Вот расступились белые и зеленые нефритовые стены, открыв взору небесные покои…
И увидел Чжу ложе ночи. Увидел он созвездия рук, и белые облака груди, и черную тучу возле истока ног. И сердце его бросилось вскачь, а тело уподобилось боевому коню.
Звездная дева – она была жемчужины светлее! – не то дремала в полете, не то летела сквозь сон, осеняя небосклон своею тенью.
«О, кто она, кто?! Быть может, одна из семи сестер, бессмертных фей, что за ночь могут соткать десять кусков парчи, тонкой, как облака? Или же это Хэ Сянь-чу – богиня, что сметает цветы персикового дерева подле небесных врат? Не она ли спит, утомленная заботами дневными? Или я вижу ниспосылающую снег и иней Яшмовую Деву Цинн, которая ждет, когда наступит ее черед окутать землю зимнею одеждой?»
Чжу глазами жаждал тела серебряной девы, и сердце его норовило покинуть клетку-грудь, как вдруг дева, не открывая глаз, протянула руку и, подхватив Чжу, украсила им свое лоно, как будто цветком. Но едва его жаркое тело коснулось ее облаков и звезд, как дева согрелась, словно в жилах ее забурлило вино, порозовела, точно цветок персика, вздохнула глубоко… Чжу ли стал подобен ей, она ли сделалась ему под стать, но соприкоснулись их плечи, и колени, и бедра. Чжу схватил жадными руками звезды Циминсин и Цзиньсин, что сияли на остриях ее грудей, дева затрепетала… да только не удержался Чжу на скользком, серебристом, белом атласе ее живота и полетел вниз, путаясь в нитях созвездий, исцарапал кожу о ветви небесной шелковицы, помянул стонами каждый камень на склоне… В конце концов рухнул у подножия Лиловой горы – спустился с небес, как сказал бы поэт, не взнуздав облаков и не оседлав тучу!
Гранд Галери Алёне совершенно не понравилась, потому что оказалась, на ее взгляд, какой-то глупейшей имитацией, которая вполне годилась для театральной декорации, но величие шато Талле оскорбляла. Создатели галереи затянули ее стены драпировками, на которых с великим умением изобразили мраморные статуи римских богов со всей атрибутикой. Первое впечатление было очень сильным, но уже через миг становилась ясна подделка.
Однако, поскольку все же было заявлено, что это, мол, одна из основных достопримечательностей шато Талле и здесь разрешено снимать, туристы знай щелкали затворами камер и мерцали мобильниками. Алёна тоже сделала своей «Нокией» одно или два фото, но потом убрала ее в сумку. Ну что тут особенного снимать? К тому же ей почему-то не давал покоя лиловый прямоугольничек – билетик Roissy Bus с загадочной надписью.
Алёну не очень смутило, почему странные слова были написаны на французском автобусном билетике. Что тут особенного? Какой-то турист или командированный (бывают же такие счастливчики, которые в самый прекрасный город мира ездят по служебным надобностям и еще небось ворчат, что это происходит слишком часто или не ко времени!) ехал автобусом из аэропорта Шарль де Голль в Париж и должен был невесть почему эти слова немедленно записать – ну и записал на первой попавшейся бумажонке… Сама писательница Дмитриева не раз записывала поразившие ее мысли, фразы или просто яркие словечки на ресторанных салфетках, на одноразовых платках, на немыслимых каких-то клочках бумаги, если под рукой не оказывалось блокнота.
