Книга Бесполезен как роза - Архильд Лаувенг

Временами я была способна и на большее. В таких случаях очень помогала мастерская. Или прогулки. Бассейн. Кино. Несколько раз все отделение выезжало в театр, однажды, наоборот, в больницу, где я лежала, приезжала театральная труппа и показала нам спектакль «Annie get your gun»[5]. Сильные чувства и живые люди, музыка и пение! Я еще долго потом жила этими впечатлениями, они словно подтолкнули глохнущий двигатель моей жизни, так что он немного прибавил оборотов и вместо того, чтобы окончательно заглохнуть, затарахтел побыстрее и продолжал ровно и надежно работать даже в самые серые дни. Удивительное дело, но немножко радости порой приносит не меньшую пользу, чем всякие другие виды лечения.

В XVIII веке сумасшедшие дома Европы представляли собой малоприятные заведения, в которых процветала жестокость, а больные содержались в нечеловеческих условиях. В 1793 году Филипп Пинель попытался немного исправить это положение, он освободил некоторых больных от цепей и обнаружил, что при хорошем обращении улучшилось и поведение пациентов. Филипп Пинель и другие поняли, что сумасшествие порождается не только внутренними причинами, но зависит еще и от условий, в которых живет человек. Они поняли, что под негативным воздействием условий, царящих в сумасшедших домах, состояние больных ухудшается, и, напротив, воздействие положительных факторов может приводить к хорошим результатам. В XIX веке квакеры начали устраивать небольшие психиатрические лечебницы, совершенно отличные от прежних сумасшедших домов, и применяли там осторожные, человеколюбивые методы лечения, в основе которых лежало желание укрепить в человеке все лучшее, что в нем есть. Эти заведения всегда располагались в живописной сельской местности, пациенты получали там хорошее питание, жили в добротных домах в окружении доброжелательного, воспитанного персонала, который обращался с ними заботливо и внимательно. Больным предоставлялась возможность слушать музыку, читать, писать, рисовать, смотреть театральные постановки и самим ставить спектакли, работать в саду и заниматься другими полезными делами. И это принесло свои плоды! Роберт Уитекер (Whitaker) пишет в своей книге «Сумасшедшие в Америке» (Mad in America) (Whitaker 2002), что 80 % тех, кто заболел менее года назад, выздоровели, а если взять всех пациентов, независимо от того, как долго они болели, то среди них насчитывается 60 % выздоровевших. Несмотря на то, что источники и диагнозы за давностью времени являются не вполне надежными, тем не менее это можно считать неплохим результатом. Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Мы чувствуем себя лучше, когда нам живется хорошо. Люди, которые подвергаются насилию, насмешкам, унижениям или ведут нищенскую, беспросветную жизнь, испытывают от этого страдания. Радость же, открывающиеся перед нами возможности, социальное общение и осмысленная деятельность, действуют на нас благотворно. Я часто слышала: «Главное не то, как тебе живется, а то, как ты к этому относишься». Я с этим не согласна! Разумеется, собственное отношение к происходящему имеет для нас решающее значение, однако играет роль и то, в каких условиях мы живем.

В Бергене есть дом, названный в честь Амалии Скрам[6]Домом Амалии. Он полон искусства, культуры и всяческой роскоши. Примерно за те же средства, какие ушли бы на содержание отделения круглосуточного пребывания, триста человек с различными психическими расстройствами получают здесь помощь, в основе которой положено овладение различными умениями, искусство и культура. Домом руководят два оплачиваемых работника, но им не принадлежит решающий голос. Дом управляется его пользователями, и все важные решения принимаются общим собранием. Пользователи дома рассказывают, что это просторное здание, где есть место как для различных развивающих занятий, так и просто для того, чтобы проводить там время в наиболее подходящие дни. В доме есть большой выбор разных занятий: керамика, рисование, шитье, музыка, литература и фотография. Это и развлечение среди однообразных будней, и в то же время лечение. Пользователи дома говорят о том, что это помогает предотвращать очередную госпитализацию, улучшает качество жизни и мотивирует к дальнейшей реабилитации. Это действенное средство. Конечно же, действенное! Человек — социальное животное, и мы реагируем на окружающую среду положительным или отрицательным образом. Так было в XVIII веке, и то же самое происходит в наше время.

Очень важно постоянно напоминать друг другу, что в процессе выздоровления большое значение имеют такие вещи, как хорошее обращение с больным человеком и содержательная жизнь. Но в то же время нужно не упустить при этом один очень важный момент. Одна из главных особенностей культуры состоит в том, что этими вещами мы занимаемся потому, что в них нет «необходимости», потому что они сами по себе приносят нам радость, а не потому что мы хотим с их помощью добиться какой-то цели. Обыкновенно мы играем, поем, танцуем или нюхаем букет просто потому, что нам так хочется, а не ради какой-то пользы или здоровья. Конечно, бывает и так, что мы занимаемся танцами ради того, чтобы «быть в форме», или идем в театр, чтобы показать себя культурными людьми, но если эти цели становятся для нас важнее, чем радость, которую доставляет игра, то в этом случае мы, как правило, уже не получаем от этого удовольствия. Исследователи Леппер, Грин и Нисбет провели в 1973 году эксперимент. Посещая детские сады, они наблюдали за тем, чем больше всего любят заниматься дети. Как показали наблюдения, все дети любили рисовать. Подсчитав, сколько времени дети затрачивают на различные виды деятельности, они пришли к выводу, что рисованием дети занимаются часто и подолгу. Тогда детей разделили на три группы. Одной группе сообщили, что если дети будут рисовать, они каждый раз будут получать вознаграждение. Вторую группу ни о чем заранее не предупреждали, но детям, которые рисовали, каждый раз полагалось за это вознаграждение. Детей третьей группы решено было ни о чем не предупреждать и никак не вознаграждать, в ней все оставили, как обычно. Как решили, так и сделали: дети рисовали и, как и было запланировано, одни получали за это вознаграждение, другие — нет. После окончания опыта снова было подсчитано, сколько дети рисовали, и, хотя изначально все они любили рисовать, а группы подбирались совершенно случайно, теперь между детьми выявились отчетливые различия. Те, у которых все оставалось, как всегда, рисовали тоже как всегда — не меньше и не больше прежнего. Точно также вели себя те, которые получали неожиданное вознаграждение. Но те, которым было заранее объявлено, что за рисование их будут вознаграждать, стали теперь рисовать гораздо меньше, чем раньше. Рисование стало работой, средством для достижения чего-то другого, дети уже рисовали не ради того, чтобы рисовать, не потому, что это занятие было им интересно само по себе. Радость, которую дети получали от рисования, перешла на вознаграждение, и когда вознаграждения не стало, вместе с ним ушла и радость.

Другая причина, почему необходимо присутствие и «чего-то другого», чего-то такого, что не относится к лечению, состоит в том, что человек, страдающий серьезным психическим заболеванием, не может или не должен все время непрерывно лечиться. Временами он бывает слишком болен или слишком утомлен, чтобы вынести активное лечение. У других болезнь уже длится так долго, что они сами, лечащий персонал, его близкие или все они сразу считают, что дальнейшее лечение сейчас уже бесполезно. У кого-то все в жизни складывается благополучно и их функциональный уровень кажется им удовлетворительным, так что. им в это время не хочется брать на себя те трудности, которые сопряжены с дальнейшим лечением. А кто-то продолжает проходить более или менее интенсивное лечение, но о, как и всякий другой человек, хочет, чтобы в его повседневной жизни присутствовало еще что-то, кроме диагноза, чтобы он мог сознавать себя чем-то большим, чем только больным человеком.