Книга Тайная жизнь Лиззи Джордан - Крис Манби

— Прекрати, — взмолилась я.

— Ты можешь хотя бы об этом подумать?

— Я изо всех сил пытаюсь не думать об этом…

— А надо, Лиз. Я не могу нести это бремя в одиночку. Представь себе. Для начала тебе придется содрать с него все цветастые обмотки, которые обычно висят на двери его комнаты. Представь: он пробежал двенадцать миль, потом два часа греб на реке и… и… — она поперхнулась. Поперхнулась от одной только мысли!

— Ладно, Лиз. Пойдем отсюда, — сказала она, потянув меня к выходу.

— А как же наши покупки? — спросила я.

— Я сейчас даже и думать о них не могу. Кажется, меня сейчас стошнит.

У нас в тележке были только сливки и три зеленых банана, поэтому мы бросили ее у холодильного прилавка и ринулись на спасительный свежий воздух.

— Как ты? — спросила я, догоняя Мэри, согнувшуюся пополам в припадке тошноты и истерического хохота.

— Сейчас отдышусь, — ответила она выпрямившись, но продолжая хохотать. — Знаешь, кажется, я придумала новую диету. Она называется минетная диета. Весь необходимый белок можно получать, занимаясь оральным сексом с парнями, которые тебе действительно нравятся, а приступы голода подавлять, думая про оральный секс с парнями, которые никогда не моют свой шланг.

— Отличная мысль, доктор Бэгшот, а откуда мы будем брать клетчатку?

— Клетчатку мы будем брать из подушки, которую можно кусать, пока Леонардо ди Каприо выполняет под одеялом кунилингус.

— Умоляю тебя, — засмеялась я. — Это же практически лесбийская любовь. У настоящего мужчины хоть что-то должно расти на лице.

— Хм. Наверно, ты права, — задумалась она. — Хорошо. А как тебе такой вариант. Выбирать самой каких-нибудь классных парней. Тех, от которых начинает биться твое сердце. Эта диета хороша тем, что носит совершенно индивидуальный характер. — Она говорила так, словно сочиняла рекламные тексты для обложки своей книги.

— Тогда я выбираю Брэда Питта, — сообщила я Мэри. — Слегка небрит, но ничего страшного.

Мы направились назад к колледжу, остановившись по дороге у лавки с жареной картошкой, поскольку наш поход за провизией закончился бесславно.

— Брайан мог бы отрастить себе красивую бороду, — задумчиво произнесла Мэри, выуживая деревянной вилкой из пакета самую жирную картофелину и зажимая ее ярко-вишневыми губами. — Знаешь, Джемима говорила мне, что он ей очень нравится, но я сказала, что ей тут не обломится, потому что он наш.

— В платоническом смысле, — напомнила я.

— Конечно в платоническом. Если бы один из нас захотел бы чего-то другого, это бы все испортило, правда?

— Конечно бы испортило.

— Вот именно. Поэтому мы не делаем стойку на Брайана Корена, если только одна из нас не втюрится в кого-нибудь совершенно постороннего, и тогда оставшаяся сможет попытать счастья. Идет?

Она протянула руку, чтобы скрепить договор рукопожатием.

— Идет. Можно подумать, кто-то из нас его интересует, — вздохнула я.

— Говори за себя, мисс Низкая самооценка.

Глава четвертая

Естественно, увидев вечером Брайана, я думала только о нашем разговоре с Мэри возле холодильника и о пакте у прилавка с продуктами, заключенном в чипсовой лавке.

Интересно, думала я, глядя на Брайана, смаковавшего «Гиннесс» с видом знатока, а сам-то он понимает, что нравится нам, в отличие от Билла, вечно сидящего враскорячку, чтобы все видели его обтянутые лайкрой причиндалы, которые и так были видны без микроскопа, и считающего, что в колледже все девушки от него без ума, хотя мы скорее стали бы слизывать собачью шерсть с грязного ковра, чем целоваться с ним. Особенно после его сообщения о том, сколько пломб у него во рту. Семь вверху, шесть внизу. Брайан, надо сказать, еле сдержал гримасу, когда Билл предложил ему взглянуть на металл у себя во рту.

— Думаю, ты мог бы принимать радиосигналы, — серьезно сказал Брайан.

У Брайана, конечно, не было ни единой пломбы. Его голливудские зубы были белее замазки от для опечаток. Как у всякого американца, виденного мной по телевизору — от президента до сторожа автостоянки. Осмотрев Билловы мостовые конструкции, Брайан повернулся ко мне и сказал:

— А знаешь, Лиз, для англичанки у тебя очень хорошие зубы. — Я тут же перестала смеяться и потупилась. Во-первых, потому, что не была уверена, что это комплимент, а во-вторых, почувствовала сверлящий мне затылок завистливый взгляд Мэри: она тщательно камуфлировала обломанный резец — результат бурной попойки на Неделе первокурсника с последовавшим целованием асфальта.

— Ладно, — сказал Билл, с грохотом ставя на стол стакан, чтобы вернуть нас на землю после поочередного заглядывания к нему в рот. — Ну, что, пойдем на вечеринку «Два предмета одежды»? Если один из них — шляпа, то выпивка бесплатно, — добавил он так, словно одного этого было достаточно, чтобы раздеться в разгар зимы.

Вечеринка «Два предмета одежды» — была мечтой Билла. Он не раз говорил, что готов пожать руку тому парню (а это непременно был парень), что первым изобрел такую вечеринку. Принцип был прост. Вас пускали на вечеринку только в том случае, если на вас было не более двух предметов одежды. Для Билла это был рай. Куча полузамерзших девушек в одних купальниках и Билл со своим аппаратом наперевес, затянутый в лайкровое трико с плотными клиньями в промежности (разумеется, для занятий греблей) и широкополой «Федоре», купленной в туристской поездке в Испанию.

— Я — за, — неожиданно сказал Брайан. — Смотрите, что я сегодня купил. — Он задрал свою аккуратную футболку, под которой оказалось нечто похожее на распыленную краску — ярко-синее лайкровое трико. — Видишь ли, я купил это для гребли, — заверил он меня. Незадолго до того его приняли в нашу гребную команду, занявшую второе место, и теперь он каждое утро вставал в шесть часов и шел на тренировку. Псих. Ничего, пройдет. — Широкая одежда стесняет движения, — пояснил он, а Билл энергично и утвердительно затряс головой.

— Еще как стесняет.

Я посмотрела на Мэри, пытаясь понять, что она думает, но она не могла отвести взгляд от мускулистого торса Брайана. Его мышцы выглядели довольно впечатляюще. До этого я как-то не замечала, какая у него прекрасная фигура. Правда, и в спортивном трико мне его видеть не доводилось.

— Погода стоит холодная, — засомневалась я. — Все-таки ноябрь.

— А ты надень самые толстые трусы и шубу, — игриво хмыкнул Брайан.

— Пошли, Лиз, — вдруг стала настаивать Мэри. — Посмеемся.

Я в ужасе посмотрела на Мэри. «Посмеемся»? Никогда прежде Мэри Бэгшот не говорила, что на вечеринках «Два предмета одежды» «можно посмеяться», напротив, она обычно характеризовала их «жалкими сопливыми потугами развлечься» и «поводом для дебилов и извращенцев вроде Билла показать всем свое вонючее потное трико и позырить на полуголых девиц». А теперь ей, видите ли, интересно знать, можно ли считать обувь предметом одежды. Естественно, нет.