Книга Пуля для любимого - Елена Лагутина

— Игорек, а как же институт? — неуверенно спросила Настя. — Ты же не можешь опять академку взять!

— Да черт с ним, с институтом этим! — вспылил Игорь, но, увидев расширившиеся глаза жены, осекся. Всего несколько дней назад он узнал о ее беременности и теперь оберегал ее, как тяжелобольную, считая, что малейшее резкое движение или сквозняк могут стать смертельными. Правда, ему стало немного страшновато. Как это все будет, когда в их жизнь войдет кто-то третий, о ком нужно будет заботиться? Так странно — он привык к тому, что они с Настей всегда вдвоем, а теперь их будет трое. Да нет, глупости все это — ребенок есть ребенок, и Игорь наверняка его будет любить. Да он и сейчас уже его любит. Вот здорово, если это будет мальчик! Сын… Как странно — у него, Игоря, и вдруг — сын…

Настя же продолжала:

— Игорек, ну ты ведь и родителям обещал, что в этом году учиться будешь… Мне вчера твоя мама сказала, что она очень беспокоится за твое будущее, и так, знаешь, посмотрела… не знаю, может быть, нам вообще жениться не стоило до окончания института? Нет, Игорь, так нельзя! Все-таки целый год проучился, жалко же бросать. И потом — надо же все-таки диплом получить.

— И что? — не выдержал Игорь. — Что я потом с этим дипломом делать буду — на стенку в сортире повешу? Так ведь пойми, если я буду время на этот институт паршивый гробить, у нас даже приличного сортира никогда в жизни не будет. Я не могу свой шанс упускать, кто мне потом еще долю в нормальном деле вот так просто, за здорово живешь, предложит? Это вот хорошо, что случайно на Витьку наткнулся. Значит, судьба мне шанс дала, и я не могу его упустить. Поняла, малявка?

Он ласково чмокнул Настю в кончик носа и пробормотал в самое ухо:

— Все будет хорошо, Настенька!

Ну, раз Игорь так говорит, значит, он знает, что делает. Он же все-таки мужчина. В конце концов, наверное, не такая уж большая беда, если он в этом году не начнет учебу в институте. И вообще, можно же и на заочное отделение перевестись. Какая разница — диплом он и есть диплом. Она, Настя, учится же на заочном, и ничего страшного. Правда, непонятно, зачем ей вообще этот диплом сейчас нужен… Если Игорь будет хорошо зарабатывать, то вряд ли Настя пойдет работать в школу — а куда еще ей идти после своего педагогического, да еще после спортивного факультета? Конечно, в школу, физкультуру вести. Настя-то сама была бы и не против — возиться с детишками ей всегда нравилось, но ведь физкультура-то не только в младших классах бывает, но и в старших тоже. А этих акселератов, а в особенности акселераток, Настя просто побаивалась, уж очень у нее внешность неавторитетная.

Да и Игорь категорически против. Говорит — будешь сына воспитывать, а на жизнь сам заработаю, не нужны нам эти копейки, которые в школах платят. Ну ладно, сейчас все равно пока не до этого. Надо сессию сдать, хоть на троечки, и до родов уже не больше месяца останется — не об институте и не о школе сейчас думать нужно… Может, все-таки Максимом его назвать? Или Никитой?..

Сессию Настя сдала без проблем, хотя и ничего в голову ей, конечно, не лезло — умирала от жары и не вылезала из-под душа. Чувствовала она себя прекрасно, от легкого токсикоза уже к третьему месяцу не осталось и следа, и теперь она наслаждалась утренними прогулками по холодку. Она медленно шла по аллее сквера, тянувшегося в квартале от их дома, с каким-то новым интересом разглядывая все, что попадалось на пути, как будто впервые видела толстых сизых голубей, неспешно переваливающихся по влажному, свежеполитому асфальту («Совсем как я!» — хихикала про себя Настя), с шуршанием проносящиеся по проезжей части машины, спешащих по своим делам людей с какими-то по-летнему, по-утреннему свежими лицами.

Вернувшись домой, Настя принималась варить овсянку себе и жарить яичницу для Игоря, который теперь каждый день торопился куда-то по делам. В доме начали появляться деньги — сначала не бог весть какие, потом уже побольше. Настя уже не отказывала себе в лишней баночке йогурта или огромной груше, если очень уж хотелось. Они с Игорем уже присмотрели в магазине для будущего малыша отличную коляску — не самую дорогую, но и далеко не дешевую, — но покупать пока не стали. Может, и глупо быть суеверными, но зачем искушать судьбу? Настя даже приданое для маленького домой не приносила, у матери держала и голубой красивый конверт, и одеяльца, и все пеленки-распашонки. Потом, пока она в роддоме будет, Игорь все домой принесет.

Игорь, торопливо поцеловав Настю, убегал, а она честно усаживалась за учебники, однако нередко, просидев над ними с час, внезапно понимала, что не прочла ни одного слова, а вместо этого видела себя, держащую на руках живой сверток, тихонько посапывающий. Встряхнув головой, она вновь пыталась сосредоточиться, но становилось уже жарко, их квартира обоими окнами выходила на юг, и Настя, махнув рукой на книжки, отправлялась под душ.

В общем, никогда еще она не сдавала сессию, абсолютно к ней не подготовившись. Но большой беды в этом не было. Преподаватели, лишь только взглянув на Настин выпирающий из-под легкого летнего комбинезончика живот и сияющие глаза, полные какого-то нездешнего счастья, моментально ставили ей в зачетке четверки. Ставили бы, наверное, и пятерки, если бы предыдущие отметки были получше, но Настю это совершенно не интересовало. Интересовало ее лишь то, что происходило внутри ее.

На девятом месяце она стала жутко бояться предстоящих родов.

— Да ладно тебе, не трясись так. Все через это прошли. Вон посмотри, сколько людей по земле ходит — их же всех кто-то когда-то родил. Никто еще, Настя, от этого не умер, — успокаивал ее Игорь.

— Как это — никто не умер? Женщины очень часто умирают во время родов, — обиделась Настя.

— Да брось ты… Когда это было. И вообще — ты молодая, здоровая, никаких отклонений, даже отеков нет — почему это ты должна умереть? От чего?

— От страха, — отвечала Настя и прижималась холодной щекой к щеке мужа.

— А вот от страха точно никто не умирал. Вот увидишь, все будет нормально.

— Ну да, ты же уже сто раз через это прошел. Знаешь, — шутила Настя. На этом разговор обычно закапчивался, чтобы на следующий день повториться снова.

Роды вопреки ее опасениям прошли совершенно благополучно и довольно быстро. Когда у нее начались схватки, она даже не закричала. Ей и в самом деле было не очень больно, но она знала, что первые схватки обычно бывают не очень болезненными, и принялась терпеливо ждать, когда же боль станет настолько сильной, что ей захочется кричать… В результате дотянула — едва не разродилась дома. А кричать ей так и не захотелось.

В четыре часа утра она осторожно тронула за плечо спящего на краю дивана Игоря, зажгла бра над постелью и, глядя на него в неярком свете расширившимися глазами, сказала:

— Кажется, пора…

Дальше все было, как в любой семье — суета и испуг Игоря, звонок в «Скорую», деловитая тетка в белом халате — словом, все, как у всех. К десяти утра их семья уже увеличилась еще на одного человека. Вернее, человечка — такого маленького, но ставшего в ее жизни самым главным. Никитка… Сын… Ее ребенок, ее сынуля! Вот он, лежит в кроватке, плотно спеленатый, с темно-красным личиком, удивительно серьезным, с длинными темными ресницами, совсем как у его отца. Господи, как хорошо, что теперь стали новорожденных оставлять в палате рядом с матерью — раньше, мама говорила, несколько дней только кормить приносили. А Настя не смогла бы, наверное, даже на несколько часов с ним расстаться.