Книга Сестры-соперницы - Шобха Де

— Выглядишь — отпад! — только и смог выговорить он.

— Ты тоже, — ответила девушка со смехом.

— Отлично! Теперь, когда мы выразили друг другу взаимное восхищение, пойдем и взорвем эту тусовку… — сказал Навин, помогая ей забраться на переднее сиденье своего BMW. Затем он скользнул на место водителя и включил зажигание.

— Ну, поехали. Ух, и оторвемся же мы сегодня! — воскликнул он и поцеловал Микки в шею, но она, помня о том, что дежурный охранник прекрасно видит их и обязательно расскажет об этом своим сменщикам, водителям и слугам, мягко отстранила юношу:

— Давай для начала хотя бы тронемся с места.

Навин усмехнулся и нажал на педаль газа.

Они подъехали к отелю Тадж-Махал, парковщик взял ключи от машины, а Навин, весело приветствуя его на сикхский манер, незаметно сунул ему в руку банкноту. Микки грациозно спустила ноги на тротуар, стараясь держать колени вместе. «Вылезать из этих современных машин с низкими сиденьями так, чтобы не сверкать при этом нижним бельем, — целое искусство», — подумала она, одергивая подол. Навин передернул плечами, поправляя пиджак, и резко откинул назад прядь напомаженных волос. Они поднялись по мраморным ступеням, прошли через переполненный холл отеля и вышли с другой стороны здания к бассейну. Микки чувствовала на себе восхищенные взгляды. Не успели они войти в полумрак дискотеки, как вокруг них собралась толпа знакомых.

— Микки! — воскликнула похожая на кошечку хорошенькая девушка в облегающем, украшенном блестками свитере. — Вот уж сюрприз так сюрприз. Мы и не ожидали, что ты появишься так скоро после… прости, подруга, я думала, у вас там в Гуджарате принято долго скорбеть по умершим или что-то типа того.

Микки оставила без внимания протянутую ей руку и направилась в одну из самых уединенных ниш. Ей не хотелось ни с кем общаться. Не сейчас. Да, она знала, что нарушила правила приличия, появившись на людях до окончания траура. Но решила, что не будет лицемерить и сидеть взаперти, изображая великую скорбь, как это принято в их общине. Ведь на самом деле траур для многих был лишь предлогом, чтобы торчать дома и сплетничать. А Микки вовсе не улыбалось общаться с тетками, дядями, двоюродными братьями и сестрами, с которыми у нее было мало общего. Тетя Анджанабен хотела переехать к осиротевшей племяннице и взять на себя заботы по кухне, утверждая, что Микки еще слишком юна и неопытна, чтобы справиться с этим, особенно когда у нее такое горе. Но девушка твердо отклонила это предложение — сыночек Анджанабен вот-вот должен был вернуться в Бомбей, и Микки догадывалась, что он готов на все, только бы втереться к ней в доверие.

Микки заказала себе свежевыжатый апельсиновый сок, а Навин решил остановиться на виски («Односолодовый, пожалуйста»).

«И зачем только я сюда приехала», — подумала девушка. Еще два года назад она бы многое отдала, чтобы оказаться здесь. А сейчас, окинув взглядом местную публику, — кто-то дергался под музыку на маленьком танцполе, кто-то, как она, сидел в нише, — с трудом подавила желание встать и уйти. Внезапно Микки осознала, что очень переменилась за пять лет, проведенные за границей. Раньше это была «ее сцена», «ее тусовка». По идее, она должна была чувствовать себя здесь как рыба в воде, но оказалось, что она тут всем чужая. Микки невольно содрогнулась при мысли о том, какой она была раньше. Поверхностной. Недалекой. Избалованной… Она вспомнила, с каким неодобрением всегда смотрела на ее наряды мама, когда девушка влетала к ней в комнату, произнося нараспев: «Пока… Я убежала… до встречи, мам». «Господи! До чего же дико я, должно быть, выглядела — так же, как все эти существа, корчащиеся под музыку на танцполе», — думала Микки. А ведь ей тогда было весело, ее забавляла атмосфера легкого флирта, она с легкостью меняла парней и наряды от известных кутюрье. Сейчас же воспоминания о разбитых сердцах и немалых деньгах, которые ока пустила на ветер, вызывали у нее только грустную улыбку.

И тут она заметила Алишу. Та была не одна, а ее кавалер очень даже ничего. Микки обратила внимание, что сестра одета смело, даже вызывающе, а со своими чудесными длинными волосами сотворила что-то невообразимое. «Да уж, на похоронах она выглядела куда привлекательнее», — отметила Микки, но, повинуясь порыву, встала и пошла к столику Алиши.

— Эй, крошка, — крикнул ей вслед Навин, — ты куда это намылилась? Я что, без тебя тут оттягиваться должен?

Но Микки не удостоила его ответом.

За грохотом музыки Алиша едва слышала, что говорил ей спутник. Она заметила, как в зал вошла Микки, и решительно отвернулась. Как всегда, по средам здесь была пятидесятипроцентная скидка на вход, и все, кого отпугивала плата в двести пятьдесят рупий, стекались сюда, так что на танцполе яблоку было негде упасть.

На Алише было розовое обтягивающее очень короткое трикотажное платье. Папа бы такое не одобрил. «Ну и что… он же умер», — решила Алиша, одеваясь. Мать взглянула на нее поверх стакана рома с колой («Надо же мне как-то пережить ближайшие несколько часов») и спросила: «Ну, и куда это ты собралась… да еще в таком виде?» «Пойду развеюсь, — бросила в ответ Алиша. — И вид у меня нормальный. Сейчас все так ходят. Даже твоя драгоценная Маллика». Мать посмотрела на нее с укором: «Не говори мне о ней. Она нам никто. И я не понимаю, почему ты так стремишься сделать ее частью нашей жизни. С самого детства ты сравнивала себя с ней. Вспомни, сколько раз папа тебе говорил: "Микки — это Микки, а ты— это ты". Так нет, ты места себе не находила от зависти. Вечно была недовольна. И на похороны пошла, хотя я тебе запретила. Ты всегда была непослушной. Ну и каково тебе было выслушивать оскорбления от этого их прихлебателя Раманбхаи? Кто он такой? Всего лишь слуга, твой отец нанимал его за деньги, а он посмел накричать на тебя при всем народе. Мне так стыдно…» — С этими словами Лилабен вышла из комнаты.

Алиша знала, что мать живет в каком-то своем мире, расплывчатом от алкоголя и транквилизаторов. С каждым днем она все больше и больше презирала Лилабен, и чем дальше, тем труднее было это скрывать. Мать постоянно твердила, что пьет с горя. Ну да, конечно. Как будто она была верна и предана отцу. Да если вспомнить, какие сцены разыгрывались здесь, в этой самой комнате… Алиша мысленно перебирала любовников матери, в том числе и семейного шофера. Она отлично помнила, как отец как-то ворвался к ним, чтобы уличить мать в неверности. Лилабен пьяно захихикала, и он отвесил ей пощечину. Алишу передернуло: а сколько раз мать бочком проскальзывала к себе в комнату, и за ней следом — какой-нибудь пьяный тип, которого она подцепила на очередной вечеринке. А девушка лежала в своей кровати без сна и слушала, как тихий смех за стенкой сменяется сопением и стонами, а потом раздавался звон льда о стекло бокалов и в щель под дверью просачивался дым дешевых сигарет. Алиша давным-давно смирилась с тем, что ее мать — шлюха.

— Угадай, кто к нам идет, — прервал поток ее воспоминаний приятель. — Та самая Микки, не-помню-как-фамилия, у нее еще папашка недавно помер. Эй, а знаешь, ты чем-то похожа на эту богатенькую сучку.

Глаза у Алиши недобро сверкнули.

— Не смей мне больше такое говорить, понял? Я — это я. Алиша Мехта. И у меня не может быть ничего общего с этой особой.