Книга Костер на снегу - Нэн Райан

Словно они выжгли на нем клеймо.

Натали непроизвольно содрогнулась. Она жаждала кромешного мрака — благословенного бархатного мрака, что так хорошо скрывал все неблаговидные человеческие поступки, все муки совести, которые за этим следовали с устрашающей неизбежностью.

Примерно на тысячу футов ниже ранчо Натали сверкали и переливались в ночи, как драгоценное ожерелье на черном бархате, огни Клаудкасла. Очаровательное высокогорное поселение лежало в уютной долине между громадой Промонтори-Пойнт на востоке и величественной Кейв-Пик дальше к западу. Десятью милями южнее гора Снеффелз вздымалась своей вершиной на громадную высоту, но все превосходила Уилсон-Пик, высочайшая вершина в горной цепи Сан-Хуан.

* * *

Худощавый элегантный мужчина стоял в своем роскошном особняке у зеркала, поправляя лацканы вечернего костюма. Смахнув с плеча несуществующую пушинку, он принялся методично завязывать шейный платок.

Это был лорд Эшлин Блэкмор, самая большая знаменитость Клаудкасла, английский граф, человек не только богатый и знатный, но и весьма привлекательный внешне. Не так давно он решил попытать счастья в Новом Свете, оставил туманный Альбион, довольно много путешествовал и, наконец, осел сначала в Денвере, а потом в Клаудкасле. Он прибыл в городок в 1870-м, в разгар лета, под видом агента железнодорожной компании “Денвер-Пасифик”, якобы заинтересованной в покупке земель, прилежащих к будущей ветке. Земли он не купил, зато с ходу завоевал немало сердец, а также доверие и приязнь жителей этого оживленного поселения (здесь процветали золотоносные прииски).

Желая как можно скорее обосноваться на постоянном месте жительства, лорд Блэкмор приобрел себе жилище — разумеется, самое внушительное из предложенных на продажу. Ранее оно принадлежало некоему золотопромышленнику. Быстро разбогатев, тот еще быстрее обанкротился и уехал, оставив в память о себе красивый особняк викторианской архитектуры с видом на колоритный городок и окрестности. Он выстроил его, еще купаясь в деньгах, и потому не поскупился на отделку.

Самым впечатляющим помещением нижнего этажа была гостиная с “фонарем”, откуда открывался живописный вид на величавые горные вершины и на хорошенькое, как картинка, поселение. Не мудрено, что именно здесь лорд Блэкмор принимал желанных гостей.

В это время суток здесь хозяйничал лунный свет. Он омывал мрамор скульптур, черное дерево спинета, гобеленовую обивку мебели, парчу драпировок, кружевную отделку занавесей. Он словно стекал по полировке двойных дверей, распахнутых навстречу ночной свежести.

Закончив приготовления, граф встал в дверях. Лунный свет посеребрил его светлые волосы, четче обрисовал благородную линию носа, придал загадочный оттенок игравшей на губах улыбке. Когда гравий подъездной аллеи захрустел под колесами черной лакированной коляски, улыбка стала шире и теплее.

Натали спустилась с подножки и на миг замерла в потоке лунного света. Даже в этом холодном сиянии волосы ее отливали золотом, зато бирюзовый шелк платья обрел оттенок прохладной морской глуби. Встретив взгляд зеленых глаз, граф затаил дыхание: эта женщина была поистине совершенством, без малейшего изъяна.

В считанные минуты она оказалась в гостиной — и в объятиях лорда Блэкмора.

— Как тебе это удается, дорогая? — шепнул он ей на ухо. — С каждым днем ты становишься все прекраснее! Идем, Я налью тебе вина, и мы сможем минутку побыть наедине, пока не пригласят к ужину.

Натали постаралась вложить в улыбку все тепло, которое должна была бы ощутить, но не ощутила. С этой фальшивой улыбкой на губах она боролась с желанием оттолкнуть графа, выбежать из комнаты и вернуться в уединение Клауд-Уэста. Прижимаясь щекой к крахмальной манишке, она чувствовала, как мужские губы скользят по ее волосам, а руки — по обнаженной спине в низком вырезе вечернего платья, и едва удерживала крик: “Оставь меня! Не прикасайся!”

Натали удалось совладать со странным порывом, но она оставалась совершенно пассивной, пока граф не выпустил ее из объятий. С минуту он всматривался в ее лицо, держа за плечи и сдвинув брови.

— Дорогая, ты так изменилась, — сказал он наконец, не скрывая тревоги. — Прости, но невольно приходит в голову… скажи, этот негодяй в самом деле не обидел тебя?

Слово “обидеть” служило тактичным синонимом изнасилования, да и любой вольности такого рода, и Натали поспешила отвернуться, чтобы не выдать себя. Она прошла в “фонарь” и устремила взгляд на залитый луной ландшафт.

— Эшлин, ради Бога! — Она постаралась вложить в этот возглас достаточно негодования. — Я тысячу раз повторяла тебе, что этот человек не… — Натали не смогла произнести слова “прикасался”. — Этот человек не обидел меня, и давай больше к этому не возвращаться!

— Еще раз прости, любимая! — Граф приблизился и ласково обвел пальцем белую линию ее обнаженного плеча. — Обещаю никогда больше не затрагивать эту тему.

Он склонился к ее плечу и запечатлел на нем поцелуй. Граф намеревался надолго прильнуть к шелковистой коже, но Натали отшатнулась при первом же прикосновении губ. Лорд Блэкмор сконфуженно откашлялся.

— Могу предложить бургундского, дорогая.

— Благодарю, Эшлин, с удовольствием, — механически откликнулась Натали, не отрывая взгляда от россыпи огней, сиявших ниже по склону.

Даже днем Клаудкасл был почти картинно прекрасен со своими тенистыми улицами и красивыми особняками в окружении садов и парков, а в такую вот лунную ночь он казался просто сказочным городком. Его огни были удивительно приветливы. В дальней части, на завораживающем фоне горной цепи Сан-Хуан, сиял роскошный отель “Эврика” с прилежащим к нему казино “Гайети”, украшенным гроздьями фонарей. Чуть в стороне находился Дом оперы, напоминающий замок своими балюстрадами и башенками. Центр поселения отмечал шпиль пресвитерианской церкви, чья позолота ловила каждый лучик света.

Редакция местной газеты, федеральный отдел землевладения, большой магазин, пожарная станция, разнообразные лавки и торговые конторы, аптека, приемная доктора Эллероя… всего не перечесть!

Наконец взгляд Натали перекочевал на недавно отстроенное здание городского суда и почти сразу на приземистое строение рядом — здешнюю тюрьму на две камеры. Там наблюдалась какая-то активность: группа людей — кто в мундире, кто в штатском, кто пешком, а кто на лошадях — кружила у входа, то собираясь в кучку, то рассредоточиваясь. Чем они заняты, понять было трудно.

— Вот, возьми, дорогая. — Граф протянул Натали бокал вина. — На что ты так засмотрелась? Что интересного может происходить в такое время суток?

— Ничего особенного, — ответила она, приказав себе не шарахаться, когда на шею у затылка легла теплая ладонь. — Возле тюрьмы собрался народ, и я подумала…

— Однако, дорогая! — Граф поставил бокал, чтобы заключить Натали в объятия. — Забудь о тюрьме, забудь обо всем на свете! Ну какая, скажи на милость, тюрьма? — Он привлек ее ближе и мимолетно коснулся губ губами. — Когда мы вместе, единственная тюрьма в мире — это мои любящие объятия!