Книга Грехи царя Омара - Шахразада
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Амани, моя добрая подружка Амани! Иди скорей сюда! – Не стоит и говорить, что Хаят никогда не называла дочь визиря своей подружкой.
Девушка вошла в покои царицы и низко поклонилась.
– Да хранит тебя Аллах милосердный и всемилостивый, великая царица!
– Ох, какие мы серьезные! Ну почему сразу «великая царица»! Для тебя я просто Хаят. Помнишь, как мы с тобой бросали в мальчишек финики, когда они с таким важным видом шли мимо нашего дома из медресе?
– Помню, великая царица. Да будет мне дозволено спросить тебя о здоровье?
– Отлично, Амани. – И царица как-то странно, визгливо рассмеялась. – Знаешь, а у меня ночью родился сыночек! Такой хорошенький, черноволосый. И кричал так громко!
– Это прекрасная весть, царица.
– А потом он умер… – И царица снова громко рассмеялась. – Все думают, что я должна лить слезы… А я громко смеюсь. Так громко, что надеюсь испугать владычицу-судьбу…
Ужас охватил Амани. «О Аллах, она же лишилась разума от горя! Бедная Хаят… Бедный царь Омар!» Но царица, разом посерьезнев, продолжила:
– Знаешь, подружка, на самом деле это очень больно, когда у тебя вот только родился малыш и сразу его не стало… Это так больно, что сердце начинает разрываться на сотни мельчайших частей, а тут… – царица прижала указательные пальцы к вискам, – словно гремит гром и сверкает молния.
– Да смилуется над тобой Аллах, царица. Быть может, ты приляжешь? Уснешь? Боль пройдет, гром утихнет. И тогда ты сможешь оплакать своего сына, как того велит обычай.
– Но я вовсе не хочу спать. Мне так больно, что, боюсь, если я лягу, моя боль, словно наводнение, затопит весь дворец. А так я сижу и пугаю судьбу.
Царица снова огляделась по сторонам.
– Ну, где же моя колотушка? Вот я сейчас встану, пойду по покоям. Буду бить в колотушку и кричать: «Во дворце все спокойно! Уходи прочь, судьба, здесь все спокойно!»
От страха перед безумием Амани просто онемела. Тайком оглянувшись, она не увидела никого из лекарей… Покои покинули все, даже рабыни, что должны были находиться при царице ежедневно и еженощно.
– Не смотри по сторонам, подружка! Я всех отослала! Чтобы гонять судьбу, словно шелудивого кота, мне слуги пока не нужны. На это хватит тех сил, что у меня еще остались.
– Но, великая царица, быть может, ты сначала немного поспишь, отдохнешь… А потом, чуть окрепнув, пойдешь пугать судьбу?
И будто послушавшись Амани, или, просто завороженная ее тихим голосом, царица покорно дошла до широкого ложа и присела на краешек.
– А ты, подружка, пойдешь со мной пугать судьбу? Правда?
– Конечно, великая Хаят, конечно. Нас двоих какая-то несчастная судьба обязательно испугается.
– Да, наверное, так. Она должна нас испугаться! Жаль, что я не позвала тебя раньше! Теперь бы покои уже были чисты и безопасны, как раньше, когда мой малыш был жив. – И царица попыталась подавить готовое прорваться наружу рыдание.
– Приляг, царица. Тебе еще понадобятся силы… Хаят послушно легла, откинувшись на высоко поставленные подушки. Чудовищный тюрбан свалился с ее головы, но она этого не заметила.
– Укрой меня потеплее, подружка! Что-то меня стало знобить…
Амани осторожно укрыла царицу и, повинуясь какому-то неясному порыву, села у той в ногах.
– Успокойся, великая царица. Сон смоет всю печаль. Тебе станет легче…
– Я знаю, Амани, знаю. И мечтаю лишь о том мгновении, когда смогу уснуть навсегда… И там, за великим порогом, встретиться с моим любимым сыночком, чтобы уже больше никто не мог разлучить нас…
– О Хаят, не говори так…
Царица на мгновение прикрыла глаза, а потом вновь распахнула их.
– Ты еще здесь, подружка? Не ушла?
– О нет, царица, я рядом…
И Хаят вновь откинулась на подушки, закрыв глаза. Но мигом позже рывком села и стала натягивать на себя узорчатое покрывало.
– Помоги мне укрыться, Амани… И еще вот этим…
– Да, моя госпожа.
– Ты помнишь, Амани, ты мне обещала помогать? Помнишь?
Девушка лишь кивнула, не в силах произнести ни слова.
– Так помоги же мне соединиться с моим любимым сыночком, подружка, помоги! Найди мне яду! Я больше не могу ждать! Малышу там так плохо… И с каждым мигом становится все хуже… Дай мне яду!
Ужас сковал Амани, как только она услышала эти слова. Ужас и… о Аллах, сладкое предчувствие того, что мечта, казалось бы, некогда несбыточная, вот-вот станет явью. Коварный внутренний голос шептал: «Она же сама об этом просит. Сейчас нас никто не слышит. Ты же можешь выполнить желание царицы?! И тогда сбудутся твои самые заветные желания!»
Амани страшилась таких мыслей. Но… Ведь она же не сделает ничего по собственной воле. Ведь это царица просит ее! А дочь визиря, так уж мудро устроен мир, да хранит его Аллах всемилостивый, не может перечить самой царице. Даже если бы та решила прыгнуть в бассейн с ужасными зверями черной земли Кемет, воплощениями тамошнего страшного бога Себека, крокодилами.
И Амани, вот так уговаривая себя, поспешила через сад по тайной тропке, что вела к домику царя. Но в этот домик, где уже не раз тайком она встречалась с Омаром, Амани не вошла. Она обогнула увитую густым виноградом террасу и выскользнула в город через калитку, о которой знали лишь немногие посвященные.
Амани была истинной дочерью своего отца – умна, причем настолько, чтобы не показывать этого; хороша, но скромна; изворотлива, но молчалива. А ее хитрости, коварству и знанию самых темных закоулков столицы прекрасной земли Ал-Лат мог бы позавидовать самый жестокий злодей. Вот и сейчас она торопилась в те ряды шумного базара, где торговали лекари-самоучки и составители зелий по собственным рецептам. Здесь, она знала, превыше всего ценят звонкое золото и покупателей, что умеют держать язык за зубами. Покрывало из расшитого бархата окутывало девушку с головы до ног. Амани решила, что напишет название зелья, которое ищет, на клочке бумаги, и отдаст торговцу. Так торговец не сможет запомнить ее по голосу.
«О Аллах, как же я могла забыть! – подумала Амани, на ходу стягивая с пальцев перстни с бесценными камнями и пряча их в кошель на поясе. – Ведь руки-то мои они увидят! Да и небезопасно ходить с такими драгоценностями по самым черным закоулкам города».
Увы, как ни старался гулям-дари, начальник городской стражи, извести разбойников и воров, они все равно продолжали собирать свой урожай в темных закоулках. Хотя, это признавали все, теперь на улицах стало куда спокойнее. Да и фонари нынче горели всю ночь. И даже сам визирь Ахмед, от которого доброе слово можно было услышать столь редко, что оно тут же превращалось в драгоценную похвалу, как-то позволил себе сказать, что при новом гулям-дари по ночной столице можно бродить совершенно спокойно.
