Книга Пани колдунья - Лариса Шкатула

Вот почему на город без конца обрушиваются потоки дождя и по небу ходят черные тучи, закрывая от горожан солнце, которое они и так нечасто видят — это все он, прячущийся под личиной князя Астахова дьявольский пособник!

Очень пригодились Щербине и слухи о зверски убитой жене. Несчастная женщина пострадала вовсе не из-за того, что князю изменила. Эта чистая душа попросту отказалась участвовать в его кознях и гнусных оргиях…

Если бы Астахов хоть чуточку заботился о своем авторитете в петербургском обществе, ему бы не составило труда найти человека, который столь усиленно настраивает против него весь столичный бомонд.

Но князю, потерявшему любимую женщину, было все равно, потому поручик и не получал по заслугам.

А вот самого поручика это нисколько не радовало. Он как раз надеялся на то, что князь обо всем узнает, станет искать с ним встречи, и тут-то они наконец столкнутся на узкой дорожке! Тогда поручик сможет застрелить Астахова на дуэли — стрелял Щербина превосходно — и отплатить за все унижения, которым тот его подверг.

Разочарование отставного драгуна не знало границ: этого светского льва Астахова ничто не интересовало! Даже собственная репутация.

Поручик по натуре не был склочником и даже в мошенничестве старался выглядеть достойно. Теперь же все его потуги оказались тщетными, то есть Щербина и в собственных глазах предстал мелким пакостником, а вовсе не великим мстителем. Естественно, он не мог забыть, кто в его неприятностях виноват, и страстно ненавидел своего погубителя.

«Неужели, — думал отставной драгун, — Астахов настолько неуязвим?» Даже несмотря на то, что многие слухам поверили, общаться с князем не перестали. Скорее, следуя заграничной моде, считали, что пусть он колдун и чернокнижник, но эти недостатки не умаляют ни его богатства, ни знатности старинного рода… Да и видели некий изыск в том, что и в Петербурге, как и в других европейских столицах, есть то, чем можно удивить. Пожалуй, слухи о колдовстве лишь прибавили князю известности.

Один умник даже, услышав слухи о колдовстве князя, расхохотался и пояснил присутствующим в одной из великосветских гостиных, что, не будь Астахов колдуном, такого чародея следовало бы выдумать.

— Подумайте, — говорил он, — во всех столицах мира существуют свои чудаки. О них говорят, их побаиваются, но именно они придают городу особый шарм, некую таинственность, романтизм и, если хотите, привлекают к нему внимание иностранцев.

В конце концов, не сплином же питерским их удивлять?

Но, как бы то ни было, у князя подрастала дочь.

Она уже вступила в возраст, когда могла считаться девицей на выданье, и Щербина подумал о том, что князь не может оставаться безразличным к судьбе дочери, а значит, будет и на улице поручика праздник.

По его сведениям, это было единственное существо на свете, которое Астахов любил больше собственной жизни. А значит, именно в этом он и был уязвим.

Если бы наш мститель знал то, что с некоторых пор составляло семейную тайну Астаховых, он бы мог немало повеселиться на счет князя…

3

Со времени происшествия, жертвой которого стал английский баронет, прошло три года.

Жизнь семьи Астаховых вроде наладилась. Князь Николай Николаевич более не блажил, а если и случалась у него тоска, корни которой знал только он сам, то он запирался на своей половине и не допускал к себе ни дочь, ни прислугу. Одному Гектору дозволялось подходить к его апартаментам и оставлять у двери поднос с едой.

Бывали, правда, моменты, когда старый князь, как его называла прислуга, — хотя Николаю Николаевичу едва исполнилось сорок четыре года, — ругался с молодой княжной за закрытыми дверями. Слуги, пытавшиеся ссору подслушать, чтобы определить ее причину, ничего не понимали из диалогов такого характера:

— Ей плохо, она хочет вернуться. Почему ты так жесток?

— Жесток? Вон как ты это понимаешь. Ударят тебя, значит, по одной щеке — подставь другую? Разве я не отказался от жизни ради нее, не запер себя в четырех стенах, не сделал себя посмешищем в глазах света?

— Скажи еще, она во всех твоих чудачествах виновата.

— И скажу! Чудачества мои, как ты заметила, все больше от тоски происходят…

— От тоски по ней?

— От тоски по мне самому… Я не жесток, я справедлив.

— Но твои любимые французы не говорят разве:

«Если женщина виновата, попроси у нее прощения»?

— Говорят. Они много чего говорят. У них, ежели хочешь знать, совсем другие нравы… А Россия сильна именно моралью.

— Но прежде ты вовсе не увлекался моралью. Папенька, ты же всегда смеялся над ханжами.

— Благо, не принято родителям держать ответ перед детьми… Я позабыл, что было прежде. В чем ты можешь упрекнуть меня? По-твоему, я плохой отец?

— Ежели не считать твоего появления на Сенатской площади…

— Ты злопамятна, голубушка! С того дня три года прошло!.. Однако тогда я повеселился. Кто еще может похвастать таким? Сколько было зрителей, и никто не понял, откуда на мне вечерний костюм появился, а потом — куда я исчез…

— Я-то думала, ты о своей шутке жалеешь, а ты, значит, гордишься.

— Согласись, ангел мой, никто из петербуржцев не сумеет мне противостоять в подобной мистерии.

Могу спорить, даже фокусники в цирке дорого бы дали, чтобы узнать мой секрет! Кто еще сможет рассказывать потомкам, как одурачил чуть ли не сотню человек!.. А ее не жалей, она сама выбрала свою долю…

В конце концов слуги решили, что господа спорят о тетке Софи, с которой князь до сих пор не помирился.

Если за отца Лиза теперь не переживала, то в ее личной жизни нет-нет да и происходили пренеприятнейшие события.

Самым большим ударом для княжны стала потеря любимой подруги. Иными словами, ее Аня, Аннушка, Анна Гончарова, по мужу Галицкая, отказала ей от дома.

Никто не объяснил Лизе внезапного охлаждения Аннушки. Просто в один из дней ей, прибывшей к Галицким с визитом, передали, что госпожа графиня просит княжну больше ее не беспокоить. Никогда.

При этом сама Аннушка к ней не вышла.

Для Лизы это было таким ударом, что она не скоро смогла от него оправиться. Даже на свой восемнадцатый день рождения она не стала устраивать большого торжества. И объявления не сделала. Однако с утра гостиная Астаховых все равно оказалась завалена цветами, и это говорило о том, что среди столичной молодежи есть такие, кто не обращал внимания на сплетни и кривотолки, коими полнился Петербург.

Будто сговорившись, ее немногочисленные приятельницы, те, кого, в отличие от Аннушки, она далеко не всегда хотела видеть, приносили ей вести не из приятных. То здесь, то там на балах и вечеринках заходили разговоры об их семье, и кто-нибудь непременно вспоминал очередной гаденький слушок про Астаховых…