Книга Половина неба - Станислав Львовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
All the nickels and the dimes of your days
Let the reasons and the rhymes of your days
All begin and end with me.
Машина мама настояла на том, чтобы Микки-Маус остался у меня — я все еще крутил его в руках, когда она пришла домой и поинтересовалась, рад ли я каникулам. Он очень быстро куда-то делся, и я ни разу о нем не вспомнил. До сегодняшнего дня.
Север, юг, запад, восток.
Нантакет позади, позади Баффинова земля, интересно, почему они не летят прямо? Что-то мне объясняли про воздушные течения, но я всё-таки подозреваю, что коридоры для гражданской авиации связаны не с воздушными течениями, а с какими-то военными соображениями — база в Tule, из-за которой мне, видимо, не дали разрешения на поездку в Аванерсуак, какие-то такие вещи. Я слежу за самолетиком на экране, у меня не так уж много вариантов и не так уж много времени — до суши. Стюардесса исправно, как хороший зайчик носит мне воду и лёд, но смотрит на меня уже как-то подозрительно. — Видите ли, мадмуазель, — придумываю я про себя объяснение, — у меня не очень здоровые почки, врач велит мне пить много воды. И сока.
И сока.
Плохо, когда День Рождения летом, это все знают. Когда день рождения в июле — вообще беда, уже друзья все разъезжаются, каникулы, пионерские лагеря, вступительные экзамены, — и даже в тридцать это невезение отпускает тебя не совсем, потому что в России до сих пор принято уходить в отпуск летом, даже у тех, кто вполне может позволить себе две декабрьские недели на Бали или хотя бы одну январскую в Египте. Чем высчитывать, кто придёт, кто не придёт, чем рисковать, что пойдёт дождь, а ты только нацелился устроить пикник на открытом воздухе — нет, легче уж вообще ничего не отмечать. Я и не отмечаю, но зато она позвонила меня поздравить и совершенно не удивилась, что я не отмечаю, говорит, у нас это вообще не очень принято, день рождения, — а пошли послезавтра в Царицыно, там День Независимости, я тебя проведу, вряд ли это будет так уж хорошо, но чего, погода приятная, там, говорят, красиво. Там красиво, да.
Только опять толпа, опять громко, чёрный охранник в форме морского пехотинца у входа, металлоискатель, я выворачиваю карманы: плеер, два пятака, ключи, охранник глядит в Машин паспорт, улыбается, мы проходим. Почти ничего не изменилось с тех пор, как я был здесь в прошлый раз, проходил тогда не по чужому паспорту, а по чужому пропуску, она работала в американской фармацевтической фирме, исполнительным секретарём, менеджером, не помню. Один наш общий приятель очень смеялся над названием этой самой фирмы — «Если бы у меня была фамилия Сквибб, я бы удавился». Мы то встречались в омерзительном, чудовищно дорогом московском «Хилтоне», где у фирмы был офис, то ехали вместе на корпоративный уикенд в «Вороново», бывший пансионат «Госснаба», а один раз, да, провели удивительный вечер здесь, в Царицыно, милостью Американской Торговой Палаты.
Праздник как праздник. Гиннесс, попкорн, хот-доги, сотрудники американских фирм, мелкие клерки из посольства, несчастнее которых трудно себе кого-нибудь вообразить, чьи-то дети, солнце, ветер и редкие облака. Маша встретила посольских знакомых, они по-английски говорили что-то недоброе про московское лето, чуть поодаль. Ноги гудели. Я вытянулся на пластмассовом стуле и запрокинул голову так, чтобы видно было только небо. Nikon лежал в сумке мёртвым грузом, в темноте, снимать не хотелось, хотелось смотреть. И потом, это неестественная среда обитания. Облака вот только — но слишком прямой свет, ярковато. Прямо надо мной висел замечательный представитель рода Cirrus, невесомый, — совершенной формы перышко, каллиграфический росчерк по синему. Чуть слева были живописно набросаны восхитительные перисто-кучевые Cirrocumulus, три белых кролика, которые никуда не торопятся, не опаздывают, никуда не собираются бежать. Единственной подходящей моделью был висевший на той стороне пруда, над лесом, Cumulus, но тут никак было не обойтись без градиента, которого у меня с собой как раз и не было.
Подошла, положила руки мне на плечи. Я выпрямился. Присела.
— Как ты?
— Я прекрасно.
— Ты не скучаешь?
— Совсем нет, смотри небо какое.
Я слегка повернул голову, она снизу заглянула мне в глаза.
— Пойдём погуляем, а?
Гравийная дорожка поскрипывала под ногами, шуршала, английская речь мешалась с русской.
— Хелен рассказывает, что Московскому зоопарку доверили панд. Говорит, привезут через месяц из Сан-Диего. Она курирует какие-то эти неправительственные программы. Я их там видела, в Сан-Диего. Удивительные какие-то медведи.
— Панда — не медведь, Машечка. Панда — это енот. А визы им легко дали?
— Кому?
— Ну пандам, пандам. А то российские визы — это, знаешь, почище американских. У меня был знакомый французский мальчик, он три месяца сидел в Праге, ждал российской визы. Выучил за это время русский язык и научился давать взятки. У него какая-то любовь была в Липецке безумная. Я ему переводил письма — с английского, правда, — а они потом приглашали меня на свадьбу в Дижон, но я не выбрался.
— Ты вот всё шутишь. А в Сан-Диего весь зоопарк завешан плакатами: Understanding panda’s pregnancy. Creating better future for giant pandas. А в павильоне висят портреты умерших панд с годами жизни.
— Совсем ебанулись. А ты понимаешь в чем с ними проблема, да, с пандами?
— Ну понимаю, их осталось несколько десятков, они нежные.
— Да нет, они не просто нежные. У них девочка может забеременеть три дня в году. Я вот думаю, что если господь бог так устроил животное, он, видимо, не очень хотел, чтобы оно размножалось.
— Слушай, это как же им повезло, а?
— Ммм. Прежде чем об этом говорить, я бы, знаешь, поинтересовался, сколько дней в году они трахаются.
— А сколько?
— Никогда не приходило в голову узнать. У меня да, как-то меняются с возрастом предпочтения в этой области, но панды прошли в общем и целом мимо меня.
Смеётся.
— Ну так вот. Их возят из страны в страну. Они вообще-то из Китая. Они вот родили ребёночка в Сан-Диего, а теперь их в Москву везут рожать.
— Послушай, это странная идея. Если есть место, где плохо рожать, так это Москва. Во-первых, холодно, во-вторых, медицина бесплатная, в третьих, в роддомах сплошной стафилококк. И я знаю, знаю, зачем их в Штаты из Китая привезли: это программа диверсификации этнического состава иммигрантов. Вот ребёночку ихнему теперь же гражданство положено, я правильно понимаю?
— Да ну тебя, Марик, невозможно с тобой серьёзно разговаривать. Пойдём лучше на них смотреть, когда их привезут.
— Не могу я, Машечка. Я через месяц буду в Куала-Лумпуре, фотографировать самые высокие в мире небоскрёбы в естественной среде обитания, а президент Мохаммад Мохатхир будет махать мне платком с балкона.
