Книга Пока с безмолвной девой - Борис Хазанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Поживает? Да никак».
«Послушай… ведь это их квартира. Значит, они больше здесь не живут?»
«Кто?»
«Родители».
Яша Меклер длинно зевнул, погладил лысину.
«Смотрю на тебя и не устаю удивляться. Ты как будто с луны свалился. Нет больше никаких родителей. Вообще никого нет, неужели не ясно?»
«Как! Отца арестовали?».
«Ты догадлив».
«Когда?»
«Не помню. Через неделю».
Хор умолк, все прислушивались к нашему разговору.
Через неделю, пробормотал я, но ведь неделя ещё не наступила.
«Для тебя. У тебя ещё всё впереди!»
«Та-ак, — сказал я. — За что?»
«Милый мой, — сказал Яша, — не надо задавать глупых вопросов. Ты думаешь, мы все тут всеведущи? В конце концов, за столько лет можно и забыть».
Голос за столом проскрипел:
«…тому глаз вон!»
«Когда вызывали, то спрашивали…»
«Кого вызывали?»
«Всех».
«Куда?»
«Туда, куда же ещё».
«И тебя тоже?»
«Что я, не такой, как все? Брали подписку о неразглашении, но теперь это уже не имеет значения. Теперь вообще ничего не имеет значения. Никого не интересует».
«Меня интересует», — сказал я.
«А меня нисколько. Было и быльём поросло».
«Значит, смерть — это равнодушие?»
«Да. Или наоборот».
«Равнодушие — это смерть?»
Баба Таня — спицы так и мелькали в её руках — проворчала: «Меня только не впутывай. Я тут ни при чём».
«Да ведь это уже не тайна, — сказал Яша Меклер. — Спросили, что мне известно о контактах с иностранцами. Что я мог ответить? Никаких иностранцев я в этом доме не видел. Вообще был там первый раз. По-моему, мы все там были первый раз».
«И Скляр тоже?»
«Может, и Скляр, откуда я знаю…»
Голова Васи Скляра снова поднялась со стола.
«Я поступил как советский патриот!»
«Следователь был какой-то лейтенантишко. Потом вошёл чин повыше. Наклонился и прохрипел: а вот у нас есть сведения, что на квартиру прибыл агент, под предлогом встречи Нового года; что ты можешь рассказать об этом? Что я мог ответить… Мы были — своя компания, кроме нас, никого больше не было. Тогда он говорит лейтенанту: ну, что ж, придётся его задержать. Годков этак на десять. За пособничество, за укрывательство».
«Что же ты ответил?»
«Ничего я не ответил. Чин этот вышел, лейтенант говорит: ну хорошо, пойди и подумай. Дня через два вызывают снова. Ну как, вспомнил? Положил передо мной протокол. Я стал исправлять орфографические ошибки, ни одного слова не было без ошибки, в третьем классе поставили бы двойку».
«Что же там было написано?»
«Лейтенант стоял надо мной и говорил: мы университетов не кончали, давай подписывай. Что там было написано… Было написано, что я подтверждаю о том… они так писали: подтверждаю не „что“, а „о том“. Что в ночь с 31 на 1 января на квартиру прибыл агент иностранной разведки, переодетый цирковым артистом. А что мне оставалось делать — и ты бы на моём месте…».
Любопытство томило меня, я спросил: а кто же всё-таки?..
«Кто настучал? — Старый Яша Меклер усмехнулся. — Не волнуйся, тебя ждёт то же самое. Тогда и узна́ешь».
«Ты что же. Тоже предсказываешь будущее?»
«Я его просто знаю».
«Да, но ты не ответил».
«Это теперь тоже не секрет». Он показал на дедушку Васю. Скляр спал, девочка прикорнула возле него.
«А что стало с Леной?»
«Что стало с Леной…» Меклер пожал плечами, покачал головой. Компания за столом молчала. Синий рассвет стоял за окнами.
«Не знаю, — сказал он. — Куда-то делась. Вместе с мамашей. Их сослали, вот и всё».
Я спросил: кто-нибудь пробовал их разыскать? Пробовали; позже. Обращались в разные инстанции. Никаких сведений. Не было таких, вот и всё. И они не вернулись? Разумеется, не вернулись. Да, но… — хотел я возразить, но возразить было нечего.
Приехал заграничный цирк Бальдони. Что творится! Словно приземлились инопланетяне. На Цветном бульваре милиционеры на конях над толпой. Приостановлено трамвайное движение. Давка перед кассой, километровая очередь загибается на Садово-Самотёчную и дальше, чуть ли не до Каретного ряда. Спекулянты продают билеты по цене один к десяти. Приехал цирк, приехали фокусники-чудотворцы, волшебники-иллюзионисты, дрессировщики-укротители, приехали обворожительные артистки-ассистентки с голыми бёдрами, в лазоревых, переливающихся искрами трико, летающие акробаты, клоуны, музыканты, балет танцовщиков и балерин на канатах, роскошный шпрехшталмейстер и таинственный пророк-предсказатель будущего.
И что особенно важно: из абсолютно надёжных источников стало известно, что предсказатель провёл серию сеансов для руководителей нашей партии, членов правительства и ответственных работников министерств. Прогноз великолепен.
Приехал цирк Бальдони, к сожалению, только на одну неделю, по два спектакля в день, и поздно вечером 31 декабря поезд с директором, шпрехшталмейстером, реквизитом, с клетками для зверей и со всей труппой неслышно отошёл от пустынного перрона Белорусского вокзала и, набрав скорость, помчался, посылая вперёд слепящие струи света, к западной границе, на другие гастроли в иные страны.
Никто не знал (и вряд ли когда узнает) о совещании ответственных чинов учреждения, принужденного дать согласие на этот набег. О совещании, на котором было постановлено ввести чрезвычайное положение, — разумеется, и об этом никто не слыхал. И было подписано, завизировано, размножено в инструкциях, в дополнениях к инструкциям и новых распоряжениях: каким образом следует подготовиться к прибытию иностранной делегации, усилить наблюдение, обеспечить своевременную обработку информации, принять меры к пресечению. Никто не узнал об этом, и слава Богу.
И настал Новый год.
Бегут, исчезают и снова бегут световые надписи на крыше дома «Известий» на Пушкинской площади, каменный человек с шляпой в руке стоит на своём постаменте между жёлтыми фонарями, снег покрыл его курчавую голову, плечи, складки плаща. Снег засыпал безлюдные тусклые переулки, в домах свет, никто не спит. Вбежать в подворотню, не оглядываясь на нечисть, притаившуюся в тёмных углах. Взлететь, прыгая через ступеньку, на второй этаж и с бьющимся сердцем надавить на пуговку звонка. Тишина, и затем в коридоре цоканье туфель. Позвякивает цепочка, щёлкает английский замок, дверь отворилась как бы сама собой. Кто-то в порхающем, розовом улепётывает в ванную комнату. Большая гостиная, оранжевый абажур, праздничный стол, раздвинутый во всю ширину, и ёль в углу, опутанная финифтью, в цветных огоньках, с серебряной покосившейся звездой на верхушке. В гостиной уже мается от безделья первый гость, инспектирует патефонные пластинки.
