Книга Средний путь. Карибское путешествие - Видиадхар Сураджпрасад Найпол

Меня спас миссионер.

«Знаю я таких, — сказал вождь, обращаясь к своим.

— Плевать он на нас хотел. Плевать ему, хоть ураган всю Ангуиллу разнесет».

Я решил, что мистер Маккей, Филипп и Коррея поступали более здраво. Они совершенно игнорировали мигрантов и не выходили из бара. Я присоединился к ним.

«Этот мальчишка-баптист весь день пашет, — сказал Коррея. — Вот, видно, человек действительно больной до своей работы».

«Говорит, хочет с ними в Англию вернуться», — сказал Филипп.

«Лучше он, чем я, — сказал мистер Маккэй. — Завтра в полдень, слава тебе, Господи, сойду с этого корабля, и все».

Именно от лидера мигрантов я впервые услышал об урагане по имени Донна, поразившем остров Ангуиллу и принесшем множество смертей. «Лейбор Споуксмен» передавала дальнейшие подробности: полученные и отправленные телеграммы, отчет о спасательных операциях. Телеграммы заинтересовали меня, во-первых, стилем — долгое пустозвонство в начале, ближе к концу — срочность, проявляющая себя в пропуске предлогов, а кроме того, тем, как сладко звучали для политиков Вест-Индии их новые титулы. Сент-Китс — это шестьдесят восемь миль, Монсерат — тридцать две.

От Главного министра, Монсерат. Главному министру, Сент-Китс. Отправлено 9 сент. 1960. Пожалуйста, примите и передайте опечаленным жителям Ангуиллы сочувствие правительства и жителей Монсерат понесенный ущерб ураган Донна. Главный министр.

От Главного министра, Сент-Китс. Главному министру Монсерат. Отправлено 10 сент. 1960. Огромное спасибо ваше сочувствие, выраженное в телеграмме за 9. Главный министр.

И так далее, обмен приветствиями. Мистер Мэнли с Ямайки проявил более деловой подход:

От Мэнли, Премьера Ямайки. Сатвеллу, Главному министру, Сент-Китс. Отправлено 8 сент. 1960. Мое глубокое сожаление по поводу пережитого вами несчастья. Пожалуйста, дайте знать, какая помощь вам нужна. Мэнли.

Главный министр Сент-Китса был полон решимости выказать больше почтения к мистеру Мэнли, чем тот выказал ему:

От Главного министра, Сент-Китс. Уважаемому Мэнли, Премьеру, Ямайка. Отправлено 8 сент. 1960. Благодарим доброе сочувствие. Еда, одежда, наличные пригодятся.

Другая телеграмма поправила пропуски.

От Главного министра, Сент-Китс-Невис-Ангуилла. Уважаемому Мэнли, Премьеру, Ямайка. Отправлено 9 сент. 1960. Передайте мою телеграмму. Благодарность включить куртки-штормовки, если возможно. Главный министр.

История эта завершалась статьей об общественных работах. Автором статьи был мистер Джон Браун, который, согласно объявлению в той же газете, выступал с лекцией — в тот самый час, когда лодки, набитые мигрантами, покачивались в тени «Франсиско Бобадильи», — на тему «Диалект, драма и культура Вест-Индии» и открывал литературный клуб.

«Что радовало меньше (писал мистер Браун), так это видимое отсутствие целостного плана организации. Присутствовали организаторы различных работ — слишком много организаторов, надо сказать, и слишком мало работников… Представляется очевидным, что колонии необходимо иметь центральное подразделение по общественным работам при последствиях урагана… и существенно важно, чтобы природа взаимоотношений этой организации с благотворительными организациями — Красным Крестом, Молодой порослью[18]и т. д. — была четко определена во избежание путаницы в действиях и в зоне ответственности».

Я отчасти представлял себе, кем были эти «и т. д.» Но Молодая поросль была для меня новостью. Нелегко, стоя на этом иммигрантском судне, увязать Вест-Индию с этими хорошо одетыми молодыми бизнесменами, с их хорошо одетыми любезными молодыми женами и хорошо разрекламированными заявлениями о социальной ответственности.

Вождь мигрантов пил чай в столовой первого класса. У пего были прекрасные манеры, и он не упустил ни одной детали чайной церемонии. Его последователи одобрительно смотрели на него в окна. Он полностью сосредоточился на чае. Сидя отдельно от нас и не имея повода заговорить, он выглядел несколько зажатым. Но я чувствовал, что он далеко пойдет и когда-нибудь сам будет рассылать такие телеграммы. Закончив свой чай и изящно промокнув рот бумажной салфеткой, он присоединился к своим последователям и снова стал болтать на тарабарщине и кружить по палубе. Мы изредка видели его высокий зад, скачущий вверх-вниз за окнами. Затем на палубе опять «возвели классовые барьеры», и его прогулкам настал конец. Вместе со своими последователями он оказался за ограждениями.

А вот кое-кому барьеры не нравились. Это был негр с трубкой, который все время держался особняком и читал «Десять заповедей». У него вошло в привычку гулять по палубе кругами. И теперь он свалил ограждения у столовой и у бара. Бармен их поднял, негр с трубкой снова снес. Началась перебранка. Негр с трубкой продолжал ходить, что-то выкрикивая через плечо. У ограждения столовой его встретил главный стюард. Он поднял голос — главный стюард ответил. Негр с трубкой в ярости схватил барьер за тонкую веревку, разломал на части и прошел мимо стюарда. Теперь уже тот начал кричать, заходясь от возмущения. Начали собираться группы мигрантов, с такими же отсутствующими лицами, с какими они поднимались на борт из шлюпок. Вызвали офицеров. Негр с трубкой мерно ходил по палубе, сшибая барьеры, спокойствие его прогулки никак не увязывалось с истерическими выкриками, которыми он оглашал корабль. Когда он опять подошел к барьеру у столовой, за ним уже собралась толпа испуганных мигрантов. Их вождь радостно бросился к нему, так же, как недавно ко мне, его последователи расступились перед ним, но внезапно он остановился, его тарабарщина смолкла. Негр с трубкой продолжал ходить один. В новом приступе ярости он сломал еще барьер. С одной стороны палуба была черна от мигрантов. С другой стороны спокойным белым кругом стояли офицеры и стюарды. Негр с трубкой, весь в черном, решительным шагом подошел к ним.

«Он сошел с ума», — сказал мистер Маккэй.

Мигранты вновь зажужжали.

«Не обращаться с ним жестоко, — крикнул эконом. — Приказ капитана. Не обращаться с ним жестоко».

«Ужасно, ужасно, — сказал мистер Маккэй за ужином.

— Видеть такое прекрасное животное в ловушке». У него было плохо с сердцем, он очень расстроился из-за всего случившегося и мог лишь грызть листик салата. Слова его лились по накатанному, совершенно отдельно от расстройства, слышавшегося в голосе. «Я разговаривал с ним раз или два, вы знаете. Он неплохой парень. Такой красивый негр. Ужасно, ужасно». Его рот искривился от боли. «Ему, должно быть, чертовски несладко пришлось в Англии. Теперь его везут к матери».

«Ему сделали укол и положили в судовой лазарет, — сказал Филипп. Должен сказать — я совсем не того ожидал. Оскорбить испанских офицеров у всех на глазах».

«Вот способ сэкономить на плохой еде, я бы сказал, — заметил Коррея. — Вот бы и мне инъекцию. Вообще не сплю на этом корабле. Это всё еда. Все у них испаньоль то, испань-оль сё».