Книга Ваша карта бита - Марина Серова

Еще в трамвае, находясь под свежими впечатлениями от происшедшего, я подумала, что, оставив за собой такой след, они постараются в первую очередь избавиться от машины. Именно она, а не их лица и уж тем более имена, лучше всего прочего должна была запомниться людям из охраны степановского центра.

Можете мне не верить, но я даже охотничий азарт испытала, петляя в машине за ними по улицам города!

Не доезжая до набережной, «девятка» свернула к спорткомплексу «Молодость» и остановилась. Тот из них, что был пассажиром, вышел, хлопнул безжалостно дверцей и пошел в мою сторону, засунув руки в карманы длинного кожаного плаща. Я, отвернувшись, чтобы не узнал, проехала мимо и остановилась только в конце недлинной, хорошо просматриваемой улицы.

«Девятка», теперь уже с одним седоком, едва тронув с места, свернула в открытые ворота спорткомплекса. Но где один, там и второй, поэтому будет с меня и одного, и вскоре я стояла в этих воротах и осматривала двор гаража. Так вот где они собрались спрятать машину, чтобы не мелькать номерами на городских улицах. Здесь их, должно быть, ждали — во дворе «девятки» не было.

Она оказалась в боксе, куда я вошла через красную металлическую дверь, ничуть не опасаясь неизбежной встречи с хозяином машины. Его я, можно сказать, в глаза не видела, и была уверена, что и он меня — тоже. Ждать же его снаружи глупо. Тут наверняка не один вход-выход. В голове крутилась первая, глуповатая, но пригодная для знакомства фраза, кое-как объясняющая мое здесь появление. Я даже приготовилась к нелюбезной встрече, но того, с чем столкнулась на деле, предположить не могла. В боксе оказалось пусто! То есть машина стояла и водительская дверца была приоткрыта, словно покидали ее в спешке. А вдоль стены, облицованной подобранными по форме обломками белого кафеля, громоздились картонные ящики вперемешку с ворохами оберточной бумаги и обрывками веревок. Этот завал источал густой запах мясных копченостей, и я подумала, что, оставляя здесь машину на долгое время, да еще с незакрытой дверцей, хозяин рискует заполучить новый стойкий аромат в ее салоне.

— Люди! — крикнула я от двери и, как полагается в таких случаях, постояла, дожидаясь ответа. В стене, напротив картонно-веревочной груды, оказался еще один выход из помещения.

Ответа не последовало, тишина была полной, и я решила не терять понапрасну времени.

«Скопцов Андрей Семенович», — с фотографии на водительском удостоверении, опрометчиво забытом в «бардачке», на меня смотрел умными глазами из-за очков в темной оправе мужчина с резкими, будто проведенными резцом, морщинами на худощавом лице. Подбородок с ямкой, зачесанные назад волосы и аккуратный, чуть вздернутый нос. Теперь я узнаю этого Скопцова, где бы ни повстречала.

Будем знакомы, Андрей Семенович.

Не услышав, а скорее почувствовав постороннее движение, я бросила права на место и выскользнула из машины. Похоже на то, что знакомство с Андреем Семеновичем все-таки состоится.

— Я так и думал, что это опять ты.

Знакомый голос. Знакомый облик. Длинный кожаный плащ и руки в карманах. Вот взять и спросить его, а где, мол, господин Скопцов? Похоже, эти ребята устроили на меня простенькую облаву, и я в нее попалась, как дилетантка. Но здесь нет тела Тамары Роминой, которое мне надо у них отобрать, и поэтому на сей раз бить я буду всерьез, безжалостно — так, как следует бить, защищая свою жизнь и имея в виду, что второй в любой момент может прийти на помощь первому. Если способен.

— Ты преследуешь нас.

По интонации — не утверждение и не вопрос, среднее.

— Кто ты, резвушка? На ментиссу не похожа. Частный детектив?

Когда хотят просто убить, не задают лишних вопросов.

— Телохранительница Степанова, — соврала я первое, что пришло в голову.

— Ни хрена! — удивился он. — Боевиков насмотрелась, пигалица. «Телок» должен охранять тело, а ты по улицам шляешься. Зачем? Здесь, — он широко повел руками, — Степанова нет.

— Его и в подстанции не было, — вырвалось у меня ненароком.

Он шагнул ко мне, и я отступила, сохраняя дистанцию. Судя по улыбке, ему понравился мой маневр, убедил в моей слабости. Ох уж это мужское высокомерие!

— Скажи все-таки, телохранительница, ты преследуешь нас по поручению Степанова, да?

Я смотрела в его колючие глаза и молчала.

— Ну, больше не будешь.

Он широко шагнул и вскинул руку, намереваясь схватить меня. Я увернулась и полусогнутой напряженной ладонью двинула его в ухо по всей науке. Он затряс головой, подарил мне возможность восстановить дистанцию и костяшками кулака крепко достать его челюсть. Удар толкнул его на машину, а я развернулась и, расставив ноги, утвердилась, как положено, чтобы боковой, ребром ладони в шею, получился жестким. Но ударила мимо, просто махнула рукой, ни за что не задев. Потому что в этот момент, за мгновение до победного торжества, сзади на мою голову накинули что-то вроде мешка, ударили по темени и подсекли ноги. Проделано все было непрофессионально, но проворно, неожиданно и потому успешно. Не успела я оправиться от легкого потрясения, грохнувшись на цементный пол, как сверху навалились и заломили обе руки за спину так, что я вскрикнула от резкой боли в плечах. Справились! Прекратив бесцельное сейчас сопротивление, чтобы избежать чего-то, вроде проламывающего затылок удара, а момент для него был подходящий, и голова тряпьем обмотана кстати, я, задыхаясь от боли, выкрикнула:

— Скопцов!

Все оказалось верным. Возня за моей спиной прекратилась, и я услышала насмешливо-добродушное:

— Аюшки?

— Полегче, Андрей Семенович, больно!

Мое положение не улучшилось, но раздался короткий смешок, почти одновременно с возгласом битого:

— Вязать ее, мартышку!

— Давай, — согласился Андрей Семенович, и от сердца отлегло — значит, проламывать мою голову они пока не собирались.

Загрохотали раскидываемые в спешке картонные коробки, зашуршала бумага, и запястья заломленных рук стянула тонкая, но прочная веревка. Они сорвали мешок с моей головы, и веревка впилась в шею. Сразу стало трудно дышать. А стоило шевельнуть руками, как делалось еще хуже. Больно!

— Потерпи! — попросил Скопцов, переворачивая меня на бок.

В стеклах его очков я увидела отражение своего перекошенного лица со вздувшейся на лбу жилкой.

— Кончать ее надо, — предложил он, той же веревкой обматывая мои лодыжки.

— Несомненно, — согласился его напарник. — Как? И куда потом денем?

— А вот! Там, внизу, канал ливневой канализации. Помнишь, в прошлый раз слесаря возились? И сегодня — суббота.

— Ну и что? — не понял его убийца Роминой.

— По субботам бассейн чистят, спускают воду. В ливневку ее! А как бассейн сольют, потоком унесет ее в Волгу с концами.

— И концы в воду! — нервно хихикнул убийца, и я поклялась, что, если удастся выпутаться, смех этот ему ни за что не забуду.