Книга Записки о Рейчел - Мартин Эмис

— Это LDH, — шепнул ему Джеффри, — только что из Штатов. Лучше, чем кислота. Сильнее, чем MDA. Спички есть?

— Дык.

— Оттянись в полный рост, чувак, — сказал ему Джеффри, направляясь к выходу. — Мир.

Рейчел появилась в сопровождении еще троих — было похоже, что это случайные попутчики, — но осталась стоять возле двери, по-взрослому сложив на груди руки. Она ни с кем не разговаривала, но при этом то и дело махала кому-нибудь или громко приветствовала. Я топтался с еще несколькими типами у противоположной стены; оба раза, что она отказывалась от предложений потанцевать, у меня начинало колоть под мышками. Вторым был проныра, который не хотел уходить, продолжая ее уламывать. Я и не подумал вступиться, в духе: «Эй, парень, ты слышал, что сказала девушка». Вместо этого я ждал, пока он уйдет.

Она выглядела самоуверенной и сдержанной, как и подобает девушке в подобных обстоятельствах, но, как и я, скорее отчужденной, нежели просто независимой от всеобщего веселья. У нее, наверное, есть душа, подумал я. Что же касается меня, то вся проблема заключалась в моей неспособности танцевать в присутствии других. Джеффри, который сейчас легкомысленно кружился всего в паре метров от меня, однажды заявил, что это один из лучших, если не самый лучший, способ снимать девчонок. Но я танцую только в одиночестве, десятисекундными припадками, обычно перед зеркалом, иногда голый, еще чаще, — нарядившись в непристойные трусы.

Она зажгла сигарету. Это давало мне еще пять драгоценных минут, чтобы подумать.

Я произвел моментальную оценку. Сказать по правде, она меня немного пугала, так как не была похожа ни на кого из тех, с кем я привык иметь дело. Она не принадлежала к агрессивно-сексуальному типу, как некоторые другие девушки здесь, чьи пухлые задницы и переполненные груди представлялись мне такими же желанными, как проказа. Итак: высокая, примерно моего роста, черные волосы до плеч обрамляют решительные черты, глаза умело выделены, нос выделяется сам; черные сапоги и черная ковбойская юбка встречаются на уровне коленей, белая блуза мужского покроя, дорогая сумочка, пара браслетов, единственное скромное колечко, строгая устойчивая поза; интеллигентная, из низов среднего класса, с хорошей работой (например, агент по связям с общественностью), живет одна, старше меня, возможно наполовину еврейка.

Вот эта этническая подробность и даст мне отправную точку в разговоре! Да я и сам, если хотите, порядком смахиваю на кавказца, так что запросто мог бы подойти и сказать: «Не слишком кошерная вечеринка, а?» или «Ты не очень-то похожа на школьницу». Тут я взглянул на комнату, и мне вдруг пришло в голову, что я здесь, возможно, единственный обладатель крайней плоти. Тогда, может, лучше попытаться воззвать к ее арийской половине или, в любом случае, продемонстрировать понимание противоречивости того зова крови, который она наверняка столь часто ощущает? «Привет, не мог не заметить, что ты, похоже, наполовину еврейка. Должно быть…» Да, именно я и никто другой!

В общем, пришло время действовать. Внутренне сотворив молитву, я начал самый неуклюжий подкат в своей жизни. Мои ноги пришли в движение: поначалу они судорожно задергались в разные стороны, но затем скоординировались, и получилась великолепная шаркающая походка. Верхняя часть моего тела наклонилась под углом в пятнадцать градусов. Руки безвольно болтались. Плечи натирали мне уши.

Я решил косить под франта из Челси:

— Прривет. — Похоже было, что я только научился произносить р и теперь пытался обратить на это ее внимание.

— Привет. — Ее тон был покровительственно-нейтральным; услышав ее произношение, я немедленно скорректировал свое в сторону образованной верхушки среднего класса.

— Привет. — Теперь я произнес это с оттенком сладострастия, как генерал, представленный соблазнительной парижанке. — Я заметил, что ты ничего не пьешь. — Это была отличная находка, так как за этим обыкновенно следовало: «Ты хозяин вечеринки?»

— Ты хозяин вечеринки? — спросила она. Но я не услышал и намека на подобострастие незваного гостя, которое было бы для меня так кстати. Скорее, равнодушное недоверие.

Запас моей наглости был на исходе, так что теперь я решил показать свою начитанность.

— Отнюдь. У таких вечеринок нет хозяев, одни лишь гости.

Она молчала.

— Приходит человек, и пьет, и падает без сил, — сказал я. Это был совершеннейший экспромт, готов поклясться («Тифон», строка третья). Но она не опознала цитату в моей интерпретации и в лучшем случае могла решить, что я просто веселый парень. Мои меры по спасению?

— И лебедь, житель долгих лет, умрет[4], — добавил я непонятно зачем, а затем еще: — Это сказал Теннисон, — интонацией сатириков прежних лет. Я засмеялся, словно это было нашей приватной шуткой. Она смотрела на меня не мигая.

— Прости, я вечно несу чушь, когда волнуюсь.

— Почему ты волнуешься?

— По той же причине, по которой ты не волнуешься.

— И по какой же?

У меня не было не малейшего желания столь сильно заострять внимание на этой таинственной фразе.

— Да ради Христа, откуда ж мне знать?! — Ради Христа? Стоило ли так говорить, учитывая, что она наполовину еврейка и все такое? Я поднял руку, призывая ее к молчанию, чтобы получить передышку. — Почему бы нам не поговорить о чем — нибудь, что интересует тебя? Косметика… одежда… дети… О том, что тебе нравится. Давай я принесу выпить.

— Почему ты решил, что меня это интересует?

— Ты девушка.

— Ну и что?

— Тебя это интересует. Все девушки любят говорить на эти темы, и ты это знаешь. Они только об этом и говорят. Магазины… наволочки… расчески.

— Ну нельзя же так обобщать…

— Почему не…

— …Потому что есть очень много исключений.

— Да ну?

Она вздохнула.

— Я исключение.

— Значит, ты исключение, которое лишь подтверждает правило.

Чудовищно, я согласен; тем не менее, книжные подростки зачастую ведут себя именно так.

«Коста Брава» начинала заполняться. Птицеподобные личности с безумными глазами сновали взад и вперед; стойка для пальто была завалена костылями и белыми тросточками; мутант, сидящий неподалеку, с подозрением осматривал меня на предмет дефектов. Но меня это почему-то не трогало.

Справа от меня какой-то старик, щелкая, как кастаньетами, вставной челюстью, вгрызался в хот-дог со скоростью гигантского насекомого. Сидящий прямо передо мной стареющий рокер зевнул и высморкался. Слева от меня… Бешеная Милли собственной персоной! Домом ей служил снятый с колес «бедфорд» 1943 года выпуска. В данный момент она устало бормотала угрозы в адрес оконного стекла. Я случайно встретился с ней взглядом. Она кашлянула в меня быстротечной радугой из микробов, сопроводив ее своим наблюдением: «Ты наимерзейшее создание на всей Луне». Ответ можно было прочесть у меня на лице: «Похоже, ты прямиком оттуда». Сгусток блестящей мокроты желто-зеленым слизняком сползал у нее по подбородку. Она утерла его недоеденной булочкой от гамбургера и торжественно отправила в рот.