Книга Аритмия чувств - Януш Леон Вишневский

Дорога. Какими были твои родители? Какие ценности культивировались в вашем доме?

Януш. В отличие от домов некоторых моих товарищей, где отец был адвокатом или врачом и где позже дети формировались именно в данном конкретном направлении, дублируя конкретный образец, и никто их не спрашивал о том, хотят они этого или нет, в нашей семье все было не так. В нашем доме царил культ ума как абсолютного и единственного пути к успеху. Мама хотела, чтобы мы — я и брат — жили лучше, чем наши родители. Но выбор собственной тропинки предоставила нам самим. В то же время мои родители были весьма практичны, даже чрезмерно, они советовали нам не поступать в лицей, так как по окончании лицея получают лишь аттестат зрелости, а после училища — еще и конкретную специальность. Когда я родился, маме было сорок лет и она опасалась, что если мы останемся с братом одни, то не сумеем справиться с трудностями. И поэтому я и мой брат поступили в училища. Но на самом деле никто нас к этому не принуждал. В нашем доме не было культа знаний, в смысле — направленности на конкретную специальность. Родители повторяли нам только одно: самое важное — это ум. Тогда в Польше верили, что ум — это шанс. И что бы о ПНР ни говорили, она давала многим людям, таким как я в частности, возможность социального продвижения, выхода из мира рабочих. И нет ничего плохого в том, что так и происходило и способные люди использовали свой шанс. До войны это было невозможно по разным прозаическим причинам, например не было средств на оплату обучения. В ПНР же детей из рабочих семей даже выделяли, облегчая им поступление в вузы. Благодаря этому многие смогли получить высшее образование. Конечно, я отдаю себе отчет в том, что льготный подход был не проявлением доброй воли, а лишь элементом идеологии. Речь шла о так называемой ведущей роли рабочего класса и т. д. и т. п. И все же предоставление людям возможности получить образование я считаю единственным достижением этого периода. Во всяком случае, я сам им воспользовался. Мой отец рассказывал мне о довоенных временах, когда зачастую родители думали совсем не о том, чтобы отправить детей в школу.

Дорота. А о хлебе насущном.

Януш. Да, о хлебе и о том, чтобы послать этих детей на работу. В нашей же семье никогда не прекращались попытки убедить нас в том, что единственный верный путь, чтобы в жизни до чего-то дойти, — это знание и учеба. Как я уже говорил, у меня часто бывало впечатление, что я учусь также для матери — чтобы ее не разочаровать. Я хотел, чтобы она мною гордилась. Это единственная вещь, которой она могла похвастаться, ведь не автомобилем же хвастаться, которого у нас не было, не поездками на отдых, которые могли совершать только чиновники, ездившие в Болгарию. Я ни разу не ездил с родителями на отдых, потому что у них просто не было на это средств. Так что моя мама могла похвастаться лишь одним -- умными сыновьями. Мой брат тоже был хорошим учеником.

Дорота. Физика тебя никогда не разочаровывала?

Януш. Как наука — нет. В то же время разочаровало меня то, чем после окончания физфака можно было заниматься. На пятом курсе оказалось, что, несмотря на развитие тяжелой промышленности, несмотря на существование большого числа огромных предприятий, -после физфака мне нечего делать. Окончивший физический факультет мог либо остаться в вузе, либо преподавать в школе. В те времена лаборатории в Польше находились в руках Военно-технической академии. Таким образом, учитывая наличие идеологии и военной тайны, необходимо было окончить ВТА. Именно там работал и даже был комендантом ВТА родившийся в Торуни профессор Сильвестр Калиский, проводивший первые польские эксперименты с лазерами. Все самые лучшие исследовательские центры концентрировались вокруг армии.

Дорота. Итак, оказалось...

Януш. Итак, оказалось, что у меня на выбор всего лишь две возможности — либо школа, что меня не прельщало, либо вуз. Я был очень хорошим студентом и, закончив учебу, был без экзаменов принят в докторантуру. Кроме того, меня удостоили привилегии, которой народное государство одаряло самых лучших выпускников, то есть тех, кто получал так называемый голубой диплом. Эта привилегия предполагала предоставление нам...

Дорота. Квартир!

Януш. Да, причем в течение двух лет!

Дорота. Было за что бороться.

Януш. Да. Это было нечто невероятное, потому что квартиры приходилось ждать по пятнадцать-двадцать лет, ютясь с родителями. Глава города был обязан выделить такую квартиру вне очереди, что возбуждало огромную зависть окружающих. Получить квартиру в течение двух лет, которые, однако, проносились как одна секунда, будучи еще совсем молодым человеком. Этот факт меня чрезвычайно сильно мотивировал. А если еще достать справку о наличии туберкулеза или о том, что ты учитель, то тебе полагалась дополнительная комната. И вместо М-3 ты мог получить М-41. А имея даже хотя бы М-3, уже можно было заводить семью. И я этой возможности не упустил. Каждую неделю я настойчиво ходил к городскому главе и показывал ему свой диплом. Конечно, зачастую, учитывая жилищные проблемы, в те времена подобные обещания не выполнялись. У этого бедного чиновника просто не было квартир для распределения. Но я получил обещанную квартиру. И через два года после окончания учебы смог вселиться в нее. Итак, я решил остаться в вузе. Но должностей в вузе было не так уж много, ведь сколько может быть работающих преподавателей-физиков — ограничения касались и нашего факультета. Позднегерековский кризис уже давал о себе знать, денег не было, а инфляция — огромная. Должности преподавателя физики я не получил, несмотря на то что учебу закончил как самый лучший студент. В те времена при оценке человека во внимание принимались не только успехи в учебе, но и его общественная активность. Дорота. Или принадлежность к каким-либо общественным организациям. Ты, как я понимаю, ни в какой общественной организации не состоял.

Януш. Нет. То есть я входил в студенческую организацию, в «Альматур». Я работал сопровождающим зарубежных туристов. Мне хотелось ездить, а поскольку денег почти никогда не было, «Альматур» стал единственной возможностью путешествовать. Кроме того, сопровождение заграничных экскурсантов давало великолепную и бесплатную возможность шлифовать иностранные языки. Если проводишь два месяца по двадцать четыре часа в сутки с американцами в автобусах, в отеле, в ресторанах, зачастую сопровождая их как гид по Кракову, Варшаве или Освенциму, то начинаешь даже сны видеть по-английски. Ни одни языковые курсы этого не обеспечат. Потом в награду тебе доставалось сопровождение групп в Болгарии, Италии или на Мальте. И это было гениально и прекрасно.

Дорота. Но эта деятельность наверняка не рассматривалась как общественная.

Януш. Я и не получил должности на физическом факультете, но тогдашний декан факультета математики, физики и химии профессор Анджей Бончиньский знал, что из меня мог бы выйти неплохой ученый и что со мной обошлись весьма несправедливо, поскольку именно я должен был получить эту должность. И профессор пообещал мне ее через год, а тем временем — как он сам выразился — собирался передать меня куда-нибудь «на хранение». Он предложил мне переждать этот год. И во время разговора со мной позвонил своему товарищу, доктору Брониславу Журавскому, директору Объединенного вычислительного центра, и попросил его подыскать для меня место. Как раз в это время был организован вычислительный центр, куда требовались специалисты по информатике или программисты. Так, благодаря дружбе профессора Бончиньского с доктором Журавским я вместе с еще одной сокурсницей был принят на работу. В марте я завершил учебу, а в июне уже работал ассистентом в Объединенном вычислительном центре, который должен был стать для меня «камерой хранения». И вдруг я осознал, что здесь происходит гораздо больше интересных вещей, чем в кабинете, для которого меня «сохраняли».